Увидев в стене лоджии никелированный крюк для сеток с продуктами, Зарубин невольно подумал о самоубийстве. Повесится на крюке представилось ему лёгким делом. Однако сколько господь ему ещё позволит прожить от сегодняшних шестидесяти пяти лет он не знал, а повеситься в таком возрасте, значит, самоуверенно преувеличивать остаток жизни. Стоит ли накладывать на себя руки сегодня, если завтра смерть может прийти сама в результате инфаркта, инсульта или чего-либо ещё? Зарубин знал, что люди в более удручающем положении никогда и помыслить не смеют о сведении счетов с жизнью. Однако сейчас его особенно огорчало то, что это, как наказание, уже повторяется дважды, с тех пор, как он ушёл из первой семьи. Сегодня ему казалось, что уход от первой жены особенно обидной ошибкой из-за непоправимости положения. В первой семье он мог не думать о срочной добыче денег на проживание, чего не мог себе позволить со второй женой, которая обоснованно требовала оплачивать квартиру и хотя бы своё пропитание.
Уход из первой семьи начался с того, что у младшей дочери обнаружили какое-то заболевание мозга, а на лечение по рекомендации врачей требовались какие-то дорогие швейцарские лекарства, которые необходимо было принимать регулярно в течение длительного времени. Все бизнес предприятия Зарубина к тому времени уже были закрыты в связи с убыточностью из-за притеснений проверяющих органов. Две пиццерии принудили закрыть санитарные службы города и пожарные, которые ходили с проверками каждую неделю и всегда находили что-то новое, не соответствующее их требованиям, хотя никогда не называли заранее все недочёты. Японский ресторанчик Зарубин был вынужден закрыть из-за того, что милицейские органы накладывали на него разорительные штрафы за закупку спиртных напитков не на специальной базе, как того требовало какое-то предписание, а в лицензированном винном магазине через дорогу от его ресторанчика, что легко проверялось отсутствием штампов специальной винной базы на этикетках сливового вина. Наверное, Сергей Николаевич мог бы предложением взяток урегулировать все претензии контролирующих органов, как это делают почти все представители малого бизнеса, но тогда наивному Зарубину не хотелось этого делать из-за того, что это могло оскорбить порядочного человека, который вполне возможно мог оказаться проверяющим. Одним словом, оставался единственный выход из затруднительного положения – это продать большую квартиру, а купить квартиру поменьше и подешевле, разницу же использовать на покупку дорогих лекарств для дочери. Квартиру продали и переехали временно на съёмное жилье. Однако вместо того, чтобы незамедлительно купить квартиру подешевле, Сергей Николаевич уговорил жену дать согласие на размещение вырученных денег от продажи квартиры на фондовой бирже и попытаться заработать не только на лекарство дочери, но и купить квартиру не хуже, чем прежняя. Примерно, через полгода, из-за неопытности, от ста тысяч долларов, вырученных от продажи квартиры, осталось пятнадцать процентов. В такой ситуации человек от отчаяния начинает совершать более рискованные сделки, чтобы как-то компенсировать убытки, но это только ухудшило положение. Вдобавок, из-за потерь на бирже у Зарубина начались пьянки с загулами, и однажды утром жена не пустила его домой, а в случае попытки проникнуть в квартиру силой от неё последовала угроза вызова милиции. Это был конец супружеству после двадцати четырёх лет. В течение месяца Зарубин нашёл через интернет разведённую женщину и, схватив сумку с личными вещами, – сбежал к ней. На прощание Сергей Николаевич услышал от взрослых дочерей, что в случае ухода они перестанут считать его отцом, но сила обиды на жену оказалась такой огромной, что даже дочери не смогли заставить Зарубина отказаться от принятого решения. Сергея Николаевича успокаивало только то, что жена и дочери могли работать и оплачивать съёмное жилье самостоятельно. Так оно и случилось. То, что из-за него первая семья потеряла своё жилье, осталось тяжким грузом на совести Зарубина, и в течение всех пятнадцати лет жизни со второй женой он не переставал думать об этом. Он не мог быть счастливым во втором неофициальном браке, потому что грех разорения своих дочерей не давал ему покоя. Не бывало дня, чтобы он не думал о том, как бы помочь первой семье приобрести хоть маленькую, но свою квартиру. Однако господь словно наказывал его за безалаберность, пьянство и распутство, и все его попытки заработать деньги – ни к чему не приводили.