– Это «Мерида», – заметил кто-то с напускной небрежностью. – Почти на таком же Гунн-Рита выиграла кубок мира по многозадачным гонкам на горных велосипедах.
Дима оторвался от изучения гидравлических тормозов и оглянулся.
На асфальте, в трех метрах от лужайки коттеджа, замерли двое подростков – мальчик и девочка, одногодки младшего Хегая. Парнишка имел выразительные глаза, синеву которых только усиливали практически белые волосы. Его спутница обладала той же синевой в глазах, а вот ее волосы напоминали рыжее пламя, свитое в две короткие косички. У ног ребят с ленивым видом зевала серая лайка. Вдобавок они держали в руках велосипеды, похожие как две капли на тот, что достался Диме.
– Кто такая Гунн-Рита? – Дима попытался изобразить безразличие.
Получилось так себе.
Девочка решительным движением поставила велосипед на подножку и направилась к Диме. Сжав губы и чуть нахмурившись, протянула руку.
– Гунн-Рита – это ты? – не понял Дима. Он машинально потряс предложенную конечность. Рукопожатие получилось не по-детски крепким.
Незнакомый мальчик покатился со смеху:
– Во дает, а, Тор?
Собака, заслышав свое имя, гавкнула.
– Дэ́гни Андерсен, – представилась девочка. Она едва сдерживала улыбку. – Гунн-Рита – норвежская спортсменка и олимпийская чемпионка. Ей уже под пятьдесят. Или мне тоже под пятьдесят?
На ум покрасневшему Диме пришла наивысшая оценка, которой отец обычно награждал только лучшие предметы и события, вроде пиццы с двойным пеперони или удачно заброшенной шайбы.
– Ну, ты – самый сок, – промямлил он, не вполне понимая, уместно ли будет такое сравнение.
Как оказалось, уместно. Дэгни буквально расцвела и неосознанным жестом поправила огненные косички. Хозяин собаки, опомнившись, подошел к ним. Лайка поплелась следом.
– А́рне Петтерсон, – отрекомендовал себя мальчик и тоже пожал Диме руку.
– Петтерсон, Андерсен… – пробормотал тот, совершенно сбитый с толку схожестью фамилий. – Как бы не запутаться.
Подростки хохотнули, видя растерянность нового приятеля.
– Тебя-то как звать, русский мальчик? – спросила Дэгни.
Диме почему-то стало очень стыдно за собственное имя, как будто здесь, в Лиллехейме, оно было не оригинальнее звука унитаза, спускающего воду.
– Дима Хегай.
– А че, нормально, – оценил Арне. – А ляпни что-нибудь по-русски, а?
– «Не плюй в колодец: пригодится воды напиться», – выдал Дима первое, что пришло на ум.