– Документы принесли? Давайте сюда.
Женщина лет пятидесяти, в синем костюме, с пышными волосами вынырнула из-за стойки, протянула короткую руку. Она нетерпеливо выхватила папку, открыла её и принялась вынимать содержимые в ней документы.
– Вы откуда к нам? По трудовой бирже или объявлению?
– Да, – ответил хрипло, с каким-то противным для себя придыханием.
Обстановка вокруг, слышимый шум непрекращающихся переговоров из глубины кадрового кабинета (там, за спиной женщины в синем, перегородками-стенками – было ещё помещение) не представляли возможности сосредоточиться, дать себе указания о должной моменту линии поведения и характере себя как героя ситуации.
– Так-так, – из папки вытащили тетради и отдали мне.
Взял их и положил себе во внутренний карман, запахиваясь.
– Снимайте-снимайте, пока… Жарко у нас. Присаживайтесь, проходите. Сейчас быстро оформлю.
Женщина открыла часть верхней поверхности стойки, словно шлагбаум, впуская. Уселся на чёрный убогий стул казённый и принялся ждать разрешения возникшего акта.
В глубине кабинета говор стих до громкой тишины. Женщина села на своё место, поискала в секретере среди бланков – нужный. Нашла, принялась его заполнять. Бюрократический скрежет врезался в память: звук шариковой ручки по бланку, еле уловимая возня за перегородкой.
Всё для них шло будто по плану. Администрация работала системно, как нормально функционирующий организм, невзирая на случайную перемену-паразита в виде возникшего ошибкой меня.
Прикрыл глаза, охватила негоподобная дремота: ведь сделано, чёрт возьми! Ведь организмом был пройден этап этот, хорошее достижение свершилось. Большой и важный, серьёзный труд, большое и важное серьёзное путешествие от «a» до «b» завершено, пусть и не так, как представлялось: мой статус «пациент» негаданно сменился статусом: «работник диспансера».
Но так (провидение!), было лучше! Так ведь легче (будет) добиться нужного. В стане чужих стать своим.
Глаза наливались тяжёлым. Приятная слабость с усталостью давила на плечи, на седьмой шейный позвонок. Подсознание закрылось, бросилось вниз, в нугу мимолётного успокоения, отставило в сторону реальность, отмахнулось от неё надоедливо, оградилось бессловесной музыкой сопровождения антиреализма.
Оно проиграло.
Звонко рассмеялся внутри младенческим.
Пусть только эта женщина пишет и пишет, не останавливаясь, продолжает писать. За это время можно прилично отдохнуть…