Я останусь с тобой навсегда - страница 22

Шрифт
Интервал
в неведомые дали облака.
Облюбовав гипюровую шторку,
свет лунный замер в абрисе кружав,
и кажется алмазные иголки
серебряными нитками шуршат.
К стеклу туманным взглядом прислонившись,
я представляю белый-белый снег…
и вдруг хор певчих мамину молитву
запел негромко в вязкой тишине.
Сползало покрывало ночи липкой
передо мною плыли образа>′,
не обжигали мысли, боль утихла…
смыкались истомлённые глаза.

Москва…

июнь 2010 год

больничная палата

Не прощай, а до свиданья…

Уезжаю без рыданий,
немо вяжутся слова…
— Не прощай, а до свиданья,
златоглавая Москва.
Счастье дней необычайных
забираю я домой,
разлучаясь, обещаю
прилететь к тебе зимой.
Скоро, диктору поверив,
проводник поднимет «стяг»,
вздрогнут тамбурные двери,
поезд тронется пыхтя.
Под колёсный стук ритмичный
буду лик твой вспоминать…
Жаль в сегодняшней столице
не такой, что был Арбат.
Дух его уже не прежний,
новый век —
другая жизнь;
жалко, что в дыму кафешек,
растворился романтизм.
* * *
Путь свободен. Свет зелёный.
Завтра — море…
А пока —
На вокзал смотрю влюблённо:
«До свидания, МОСКВА!».

Мой поезд в 10 ч 20 м 2010 г.

Я из двадцатого столетья

Скажем, тёртый я калач,
даже битой слуг не кличу,
не бездельница, не рвач,
от родителей приличных.
О>′колотню, отродясь,
не смотрю в глаза я кротко,
до сегодняшнего дня
не слыву «девицей» робкой.
В выраженьях с подлецом
я не очень аккуратна,
в тень не прячу я лицо,
утверждая правду-матку.
О любви…
Тут, что хитрить…
Можно факт придать огласке:
вся я в папу, тот дарил
/не по норме/ маме ласку.
Жалко, быстро мчатся дни,
в стрижке пепел всё заметней.
Вот такая, вот я НИ..
из двадцатого столетья.

Мне рисовать желается строкой

Наверное всему виною время…
Природный мир теперь милей глазам.
Заметно охладев к пустым общеньям,
вернулась я к заброшенным стихам.
Пейзаж весенний —
разве в нём не дивом…
Туман, мостом висящий над рекой,
Ручьёв неугомонных говорливость.
Прорвавший наст подснежник голубой.
Плывут картины яркой каруселью…
Не рвётся мысль, бежит перо легко.
Мне даже перезвоны птичьих трелей
нарисовать желается строкой.

Конь Буланый

памяти отца

Прости меня, прости, Буланый,
за то, что не успел спасти,
твоя погибель в сердце раной,
которой век не зарасти.
Избу, объятую жарою,
внезапно ветер охладил,
я, убаюканный зарёю,
совсем не чувствовал беды.
Не передать мои страданья;
воспоминанья так свежи:
во снах тревожных постоянно
Следующая страница