Счастливый Вагнер работал изо всех сил. Он сочинял музыку с восьми утра до пяти вечера. В те счастливые плодотворные годы композитор завершил «Нюрнбергских мейстерзингеров» (возможно, его самая характерная работа)! Он также закончил «Зигфрида» и сочинил почти всю «Гибель богов».
Тогда же Вагнер написал свое лучшее произведение, своего «Бетховена». В Трибшене он даже начал публиковать последнее издание своих работ.
Победа[58] 1870 года стала своего рода венцом его счастья. Наконец-то Германия, которую он любил, обрела честь и славу в мире людей. Теперь он тоже будет жить долго и сделает немецкую оперную сцену достойной немецкого народа.
Вагнер действительно был столь же нежен, сколь и страстен, и вся его натура расширялась в этой атмосфере благополучия, ободрения и благоговения. Он принял тон и манеру великого человека. Он не мог терпеть противоречий или критики, даже от Ницше. И это заблуждение приносило композитору немало неприятностей. Если мы, смертные, не смотрим на землю, мы спотыкаемся.
Однажды, беседуя со мной, Вагнер рассказал легенду о Летучем Голландце и заявил, что слышал эту историю тридцать пять лет назад от одного моряка, когда путешествовал из Риги в Лондон. Я не удержался и перебил его:
– А я думал, что этот сюжет вы взяли у Гейне – искупление героя любовью?
– Эту историю мне рассказал моряк! – настаивал учитель. – Гейне взял этот сюжет из голландской театральной пьесы.
Но такой голландской театральной пьесы не существует в природе. Читатель может сказать, что Вагнеру простительно заблуждение в таких пустяках. Но ведь композитор утверждал, что Гейне позаимствовал сюжет из чужого произведения.
В отношении легенды о Тангейзере такое объяснение невозможно. Вагнер всегда признавал, что взял эту историю из простого фольксбуха[59] (aus dem Volksbuch und dem schlichten Tannhauserlied). Искали – нет такого фольксбуха, нет такой легенды.
Когда однажды я говорил со страстным восхищением о Гейне и ставил его и Гёте намного выше Шиллера, Вагнер прервал меня:
– Вы чрезмерно увлеклись! Восторг вверг вас в заблуждение. Гейне был всего лишь простым лирическим поэтом, в то время как Шиллер – великий драматический гений.
При этом Вагнер был обязан гению Гейне самыми прекрасными немецкими легендами, которые он положил на музыку. Думаю, что в будущем его отрицание Гейне (хотя и малоизвестное ныне), станет темным пятном на образе Вагнера, который во многих иных вопросах был гораздо благороднее. Что это доказывает? Да то доказывает, что Вагнер был намного менее искренен, чем Бетховен, и что не было в нем той магии понимания любви, которой столь щедро одарил Шекспир даже своего соперника Чапмена