После мировой войны и тех страданий, которые ненавистный всем так называемый Версальский мир навлек на Европу, появились иные опасения за будущее человечества. Жалость, этого ангела мира, необходимо воспитывать с детства, учить ей, иначе жизнь для нас, недальновидных, эгоистичных животных, станет невозможной.
Будем надеяться, что какой-нибудь молодой благородный человек создаст новый Священный отряд, который станет бороться за человечество и права человека так же доблестно, как те фиванские юноши сражались за свободу Греции. Или на нашу долю осталось только отчаяние, воспетое Софоклом в его «Эдипе в Колоне»:
…
Кто дышит, должен страдать, а кто думает, должен скорбеть.
И благословен только тот, кто не родился.
…
Все спрашивают: есть ли в возрождении язычества (которое в основном связано с прогрессом науки) какая-либо надежда, какое-либо утешение в ужасной тайне смерти? Надо признать, что и в язычестве человека ожидает абсолютное неведение в этом вопросе. Мы больше не верим, это правда, как верили греки, что для нас было бы лучше никогда не рождаться. Мы гордимся самим фактом нашей земной жизни и уже видим, как она может быть улучшена тысячью способами. Но надеяться на жизнь за гробом – бессмысленно.
Но у нас, у англичан и американцев, есть самое высокое и самое утешительное Слово, которое когда-либо слышали люди. Это благородное двустишие Мередита, которое я ставлю выше слов Софокла:
…
На грудь, которая носит розу,
Неужели я, содрогнувшись, упаду?
…
Семьдесят лет жизни – все, что у нас есть, но, как говорит Гете, мы можем заполнить их, если захотим, великими делами и великими мечтами. Гете и Мередит. Я уже сравнивал их раньше: я люблю их обоих.
…
…Оба – бессмертные виночерпии
Вина, предназначенного для душ!
Глава VII. Праздники и ирландская добродетель!
Я отправился на корабле из Афин в Константинополь и, как и любой путешественник, восхитился великолепным положением города. Он подобен Нью-Йорку, королю многих вод. Однако первоначально я был совершенно несведущ в истории города, но в пути разговорился с неким немецким студентом, изучавшим византийскую архитектуру. Он-то и посоветовал мне непременно осмотреть Святую Софию, чтобы навсегда познать, что есть истинная красота. И пелена неожиданно спала с моих глаз: я увидел «величайший храм мира», как охарактеризовал храм студент. Смогу ли я ещё где-нибудь увидеть подобную красоту внешнего и внутреннего лика? Смелые арки и потрясающий размах колонн; мозаики, фрески и надписи на стенах создают небывалое впечатление великолепия и величия в сочетании с изысканными красками и формами.