Рука с содранной кожей (Ги де Мопассан)
Однажды вечером, около восьми месяцев назад, я встретился с несколькими товарищами по колледжу в доме нашего друга Луиса Р. Мы пили пунш и курили, говорили о литературе и искусстве и шутили, как любая другая компания молодых людей. Внезапно дверь распахнулась, и в комнату, как ураган, ворвался тот, кто был моим другом с детства.
– Угадай, откуда я? – воскликнул он.
– Я ставлю на Мабилль, – ответил один из них.
– Нет, – сказал другой, – ты слишком веселый; ты пришел, взяв взаймы деньги, похоронив богатого дядю или заложив свои часы.
– Ты трезвеешь, – воскликнул третий, – и, почувствовав запах пунша в комнате Луи, ты поднялся сюда, чтобы снова напиться.
– Вы все ошибаетесь, – ответил он. – Я городка П., в Нормандии, где я провел восемь дней и откуда я привез одного из моих друзей, великого преступника, которого я прошу разрешения представить вам.
С этими словами он вытащил из кармана длинную черную руку, с которой была содрана кожа. Она была перерезана у запястья. Сухая и сморщенная форма руки и узкие пожелтевшие ногти, все еще цепляющиеся за пальцы, делали ее страшной на вид. Мышцы, свидетельствовавшие о том, что ее первый владелец обладал огромной силой, были связаны на месте полоской похожей на пергамент кожи.
– Только представьте себе, – сказал мой друг, – на днях они продавали вещи старого колдуна, недавно умершего, хорошо известного во всей стране. Каждую субботу вечером он отправлялся на собрания ведьм на метле; он практиковал белую и черную магию, давал коровам голубое молоко и заставлял их носить хвосты, подобные хвосту спутника святого Антония. Старый негодяй всегда питал глубокую привязанность к этой руке, которая, по его словам, принадлежала знаменитому преступнику, казненному в 1736 году за то, что он бросил свою законную жену головой вперед в колодец – за что я его не виню, – а затем повесил на колокольне священника, который его обвенчал. После этого двойного подвига он ушел, и в течение своей последующей карьеры, которая была короткой, но захватывающей, он ограбил двенадцать путешественников, выкурил два десятка монахов из их монастыря и превратил монастырь в сераль.
– Но что ты собираешься делать с этим ужасом? – закричали мы.
– Эх! Друзья! Я сделаю из нее ручку для своего дверного звонка и буду пугать своих кредиторов.