Предубеждение.
В наше время убийство не тревожит души,
Это жутко и горько – отрицать не спеши!
Ты подумал о ком-то: "Хоть бы сдох, наконец!"
А ведь знаешь прекрасно – мысль быстрей, чем свинец.
Или где-то случайно что-то лживое сплёл,
Не хотел ты плохого, но донос не учёл.
Слепому медяшку ты не подал у храма.
"Проживёт", – ты подумал. – "У меня своя мама".
А назавтра калеки не будет. Совсем.
Только мысль тоскует: "Не успел. А зачем?"
Мы привыкли к убийствам рукою, войной,
Только это – лишь следствие. Корень иной.
Мысль. Слово. Поступок. Вот порочная связь.
Ты пытался хоть раз мыслей вычистить грязь?
Да, добро с кулаками быть должно. Сможешь ты
Клятву дать, что ни разу не преступишь черты?
Справедливость на свете существует, друзья:
Убивая другого – убиваешь себя!
Колокол похоронный по усопшим везде
Вызывает озноб – он звонит по тебе.
(Лясинэ)
Пламя безвольно дрожало, заключенное в каменные тиски камина. По сточной трубе, отдававшей глухим перестуком, носился ветер. Казалось, прошло совсем немного времени с тех пор, когда дождь, до этого робко стучащий по жестяному скату крыши, создал еще один слой на стекле.
Пространство, густое и серое, изрешеченное насквозь и спаянное с полночной мглой, расползлось по всем направлением, примкнув к себе небо и землю. Так что невозможно стало провести между ними даже ничтожную, размером с нить, границу. Половица прогнулась, вновь занимая свое место и закрывая теперь уже пустую выемку в полу.
В руки Сайлена прыгнул лук и колчан стрел, мальчишка от неожиданности едва удержал их.
– Если тебе просто было не с кем поохотиться, мог бы сказать об этом напрямую, а не раздавать каждому из нас места в первый ряд на грядущий апокалипсис. – Летор скрестил руки на груди.
– Это не просто стрелы, – будто и не слыша его насмешливой реплики, продолжал Шердак. – Это – сама смерть. Древко и лук сделаны из дерева, выросшего на пепелище разрушенного города. Наконечник вылит из стали, когда-то сверкающей в гранях клинка, унесшего жизнь тысяч людей. А колчан…