Было бы разумно, если бы Лиза приняла участие в какой-нибудь беспартийной организации, продолжала Селест. Таким образом, Лиза могла бы заводить друзей, а также представлять банк. Это хорошая идея, подумала Лиза, на самом деле отличная идея. Вашингтон был таким огромным и сложным, что она чувствовала себя потерянной, и когда она пряталась в своей квартире, ее тревожило одиночество.
Национальный музей женского искусства искал стажера в свою библиотеку и исследовательский центр. Эта вакансия идеально подходила Лизе. Она была молода, энергична и хорошо разбиралась в искусстве. Приступив к работе, она стала ночами исследовать женщин-художниц прошлых десятилетий и столетий, и ей действительно нравилось этим заниматься. Вскоре коктейльные вечеринки, на которых она когда-то стояла молча, стали увлекательными, особенно когда она сообщала какому-нибудь дипломату или корреспонденту о своем месте работы. Шли месяцы, и она превратилась из тихой Лизы-провинциалки в опытного исследователя и небольшого эксперта в женском искусстве.
Эрих был в восторге от новой и усовершенствованной Лизы. В последующие годы они ездили отдыхать в зарубежные города с крупными художественными музеями – в Париж, Амстердам, Флоренцию, Лондон. Для Эриха эти каникулы были скорее рабочими: встречи с дипломатами перемежались со встречами с банкирами и учеными-экономистами. Лиза же была не против проводить время одна – она предпочитала прогуливаться по музеям в одиночестве, останавливаясь, когда что-то привлекало ее внимание.
В свои двадцать восемь, когда тридцатый день рождения был уже так близко, она поняла, что устала от путешествий. Она хотела настоящий дом.
Она хотела ребенка.
Однажды вечером, когда они вернулись с коктейльной вечеринки и готовились ко сну, Лиза мимоходом сказала:
– Я перестала принимать таблетки.
Эрих сел в мягкое кресло в их спальне, чтобы снять свои черные лакированные туфли.
– Какие таблетки?
– Противозачаточные.
Эрих снял свои черные шелковые носки.
– Ты уверена, что это разумно?
Лиза подошла к мужу и опустилась перед ним на колени, положив руки на его ноги и глядя ему в лицо.
– Я хочу детей от тебя, Эрих.
Его реакция была странной. Он нахмурился так, будто она говорила на чужом языке, с которого ему нужно было перевести. Затем он спокойно сказал: