– Кирилл, что ты здесь делаешь?
– Я сопровождаю Демарата, несправедливо изгнанного царя Спарты. Царь Персии вернет ему трон…
– Он предатель, – презрительно прервал Агафон.
– Он осторожный человек, – возразил Кирилл. Это был седовласый мужчина со светло-голубыми глазами, которые еще больше бледнели, если на лицо падала тень. – Никому не дано остановить начинающийся прилив. Передай им в Спарте – пусть сдаются немедленно…
Больше он ничего не успел сказать. Агафон наклонился в седле и хлестнул его по лицу плетью. И сразу же, не торопя коня, поехал вперед.
Среди персов раздались приглушенные смешки. Кирилл издал яростный вопль, схватившись за окровавленную щеку.
– Убейте его, убейте его сейчас же!
Персидский офицер бросил на него полный презрения взгляд.
– Убить посланника Великого царя?
Жестокий смех персов стал громче. Трясущийся от злобы Кирилл начал неуверенно пробираться сквозь насмешливую толпу.
Так к нам вернулся наш лазутчик Агафон. В ту ночь, в богато украшенном шатре Ксеркс отдал должное храбрости этого человека.
На что Демарат заметил:
– Он спартанец, мой господин.
Они возлежали на шелковых подушках в окружении высших генералов армии. Вычурные масляные лампы бросали мягкий свет на льющееся в чаши вино; его подливали молодые рабыни, которые следили, чтобы ни одна из них не пустовала. Из задней части шатра доносились успокаивающие звуки лиры и флейты. Ксеркс и его генералы насыщались. Они поглощали целиком зажаренных на вертелах ягнят, экзотических птиц, которых после приготовления украсили их собственными перьями, огромных рыб, подаваемых на золотых блюдах, всевозможные, наваленные цветастыми горками фрукты. Ближайшие деревни опустошались одна за одной, чтобы царь и его приближенные могли пиршествовать с одинаковым размахом каждую ночь. куда бы Ксеркс ни отправлялся, его повсюду сопровождала привычная дворцовая роскошь. Он привык ни в чем себе не отказывать.
Он заговорил.
– Демарат, ты был раньше царем этих людей. Скажи, они осмелятся поднять на меня руку?
Демарат заколебался. На фоне смуглых персов его лицо выглядело бледным в сравнении с великолепными одеяниями окружающих его одежда казалась скромной. Наконец, он решился:
– Мой господин, ты хочешь услышать от меня правдивый ответ или приятный?
– Правдивый, – буркнул Ксеркс, – я давно уже оставил надежду услышать что-либо приятное из уст грека.