Средь стонов поддельных чудная бабёнка
лишь жаждет оргазма и следующих сумм.
Юнец так старательно, гордо и скромно
вживляет, вбивает все фрикции в цель,
дрожит и краснеет по-детски, смущённо.
Но только любовь эта – фикция, мель.
В борделе средь тёртых, уставших прелестниц,
в отличие от сотоварищей, пар,
подлёгших под девок – продажных наездниц
себя сам лишает невинности, чар…
Мы спим три дня в извилинах траншей,
сраженья ждём, как лава остываем,
а снег, как корочка поверх всех ран, огней,
нас одеялами так снежно укрывает.
И мы, как кровь, всё медленней бежим,
и стынем тут так тупо и напрасно.
Метельный град спускается, как дым.
Мороз грызёт по-волчьи, ежечасно.
Зима пришла и хочет больше льда,
и сводит ток, венозные развилки.
Вся наша юная солдатская орда,
как эскимо и туши в морозилке.
Приказа нет. И нет ещё врага.
И солнца нет. И станет скоро поздно!
Мы леденеем тут, как малая река.
И вскоре все поистине промёрзнем…
Исчерпаны души, осенние силы,
потрачены пули, снаряды, огни,
напичканы ямы, траншеи, могилы,
наполнены бедами ночи и дни,
измяты все хаки, укрытья, металлы,
разрыты брезенты замёрзшей земли,
раздавлены башни, форпосты и дали,
раскопаны кладбища, волны стерни,
измучены земли и фауна, флора,
избиты машины, бугры и броня,
заполнены жижей окопы и норы,
забиты осколками глади и я,
разорваны ткани, дубравные шторы,
распаханы шири, как весь материк,
разрушены склады, казармы и горы…
Вот так был улажен ненужный конфликт.
Плетёнки чугунных, литых ограждений
и глади кирпичных заборов, столбов,
ограды хором, цветников, учреждений,
булыжные стены этажных домов,
плетни, глинобитные стенки-дувалы,
решётки, закрывшие окна и тыл,
железные клетки, навес над подвалом,
кусты, огорожи, литые пруты,
под лентами разных перил сетки ковок,
леса проводов, арматурин, жердей,
щиты воротин, как стальных установок,
капканы калиток, ворот и дверей,
колючие тросы, винты на заслонах,
избыток штакетников, клетей и мер
для нужд несвободы и тайн, обороны…
И я среди них, как затравленный зверь.
Мне кажется, зырят все-все, даже кошки!
Я как под прицелом людей и домов.
В душонку прицелились, не понарошку,
рогатки ветвей и развилки стволов.
С опаской ко всем и всему в городишке,
где люди угрюмы, жирны и кислы.
Над вялой походкой смеются мальчишки,
а бабки и тётки ехидны и злы.