I. Теология кризиса и проблема демифологизации Нового Завета.
Теология Бультмана возникает в рамках теологии кризиса. Основатель теологии кризиса, или диалектической теологии, Карл Барт выдвигает "теологию сверху", показывая непроходимую пропасть между Богом и человеком. Разрыв этот вынуждает говорить о диалектичности и в то же время о кризисе. Это "теология сверху", т. е. теология, идущая только от Бога, а не от человека или понятия "природы"'
К. Барт впервые в западной теологии ставит вопрос с такой остротой. И это не случайно. Теология кризиса была реакцией на крушение либеральных надежд после Первой мировой войны. Как пишет исследователь В. И. Гараджа, "во взглядах К. Барта представлена теологическая реакция на кризис буржуазной цивилизации, обнажившийся в трагедии мировой войны, в послевоенном хаосе и разрухе…" [7, с. Id]. Гуманизм заводит человечество в тупик и в истории дискредитирует себя. Вера в человека и его силы обернулась культом самоуверенности и вседозволенности. Абстрактные ценности послужили прикрытием для произвола.
Теология кризиса оказалась в оппозиции к либеральной теологии, той теологии, которая подпала под обаяние гуманистической философии и пришла к оправданию наивного оптимизма. Либеральная теология оказалась бессильна перед лицом настоящих исторических проблем, она продолжала оставаться в благодушии самоуспокоения.
Основы либеральной теологии были заложены в начале XIх в. Шлейермахером, в XX веке ее продолжателями были в первую очередь Гарнак и Трельч. Либеральная теология сформировалась в атмосфере рациональности. Современная цивилизация, в которой находились теологи XVIII и XIX веков, приняла как догму философию Рене Декарта, в которой исходной точкой является человеческое "я", субъект, как то, что единственно можно мыслить ясно и определенно. Слишком легко она приняла также философию Баруха Спинозы с ее монистическим миро во зрением, где мир мыслится подчиненным непреклонным закономерностям, и механистическую философию, в которой весь живой мир превратился в точно .функционирующую машину. Даже Кант, расчищавший место для религии, был воспринят лишь в тех моментах, где он говорит о человеке. Ведь у Иммануила Канта категории человеческого разума – законодатель человеческой жизни, значит, законодателем является и сам человек.