Слушая рассказы Лиды о ее детстве, я невольно припоминала минувшие годы и свое детство, хотя многое, из того, что со мной произошло, вспоминать не очень хотелось…
…Моего отца репрессировали в далеком довоенном декабре. Тогда мы жили в большой, так называемой «докторской» квартире. В квадратную прихожую выходили три жилые комнаты и папин кабинет; я смутно помню высокие потолки, а еще – белую блестящую комнату с чугунной ванной и круглые «голландские» печи во всех помещениях. Дрова заносил хмурый дядька в больших валенках, входивший в квартиру «черным ходом», как и молочница-чухонка, и булошница с огромной корзиной, полной калачей. Их мы ели на завтрак – они были белые, с кармашком на боку… Я особенно любила, когда горячие, с кусочком сливочного масла – невероятно вкусно.
Папа в тот вечер принес домой чудо – маленькую елочку! Она была настоящая, живая и очень пахла лесом. Мама испуганно вскинула глаза, в них был страх.
– Все в порядке! – радостно объявил папа. – Разрешили! Он улыбнулся и выразительно посмотрел туда же, наверх, видимо намекая на самую высокую власть. – В Кремле тоже елка.
До декабря печально памятного многим тридцать седьмого года этот праздник в нашей стране был запрещен.
Новогодняя ночь, щекочущий аромат ванильного печенья, слившийся с необычным запахом елочной хвои. «Все тридцать три удовольствия».
Отчетливо помню этот день – как бабушка, хлопнув духовкой, поспешно вытирает руки о фартук и бежит отворять дверь. Мы ждем гостей, кого-то с папиной работы. Я думаю: сейчас снова случится чудо! Но нет, что-то нелепое и чудовищное в этой своей нелепости проносится по квартире: грязные следы от сапог на ковре, разбросанные по отцовскому кабинету бумаги, и гости – страшные, в черном, скрипучем. Неужели мы именно их ждали??? Неужели они спустились оттуда, сверху, куда только что, улыбаясь, смотрели родители?
Кажется, со страху я залезла под кровать и сидела там, закрыв глаза. По квартире гулял сквозняк – и меня посетило мое первое, не по-детски четко осознанное предчувствие. Я понимала: все это заберет у меня папу, отнимет навсегда и очень многое скоро катастрофически изменится. Длилось это предчувствие недолго. Все-таки, будучи тогда маленьким ребенком, я не смогла прочно удержать эти мысли в сознании и все еще продолжала как-то по инерции верить в чудо.