Однако открыть дверь полностью у меня так и не получилось, а речи о том, чтобы снять дверь с петель и не шло. Видимо придется заходить внутрь бочком и надеяться, что в будущем петли разработаются.
Бункер оказался вместительным и разделен на три комнаты.
Первая комната была просторным, круглым помещением из которой слева и справа вели двери в остальные.
Видно было, что здесь давно никто не жил и вещи были навалены одна на другую. В углу стоял деревянный стол, где лежал, как оказалось старый, пожелтевший бортовой журнал. Записи в нём велись ручкой, чернила выцвели, и половину написанного уже не разобрать. Стены бывший хозяин не удосужился ничем украсить. Во второй комнате стояла кровать без одной ножки, огромная куча банок с консервами, ящиков с алкоголем и коробками с кухонной утварью. Все запылилось, но на удивление, не вышло из срока годности.
А вот содержимое третьей комнаты оказалось самым любопытным. Небольшая, бежевая комнатка сплошь была заставлена полками с виниловыми пластинками. Проигрыватель само собой стоял в углу.
Воодушевленный подобной находкой, я позабыл о бардаке в первой комнате, и погрузился в музыкальное исследование.
Стеллажи были аккуратно, но хаотично заставлены винилом, никакой систематики я впоследствии не обнаружил, некоторые были не распечатаны. Бывший хозяин явно любил собирать вещи, но что с ними делать, но толком не знал.
Джаз мог соседствовать с электроникой, а фолковые записи уживались на одной полке с советской эстрадой. И перечислять подобного рода диссонансы не имело смысла.
Моей задачой на тот момент стала попытка их систематизации. Это было и приятно, и придавало жизни хоть какой-то смысл.
Я решил, что алфавитный порядок мне не даст никакого толку и стал методично отбирать по жанрам. Времени у меня было много. И начинать надо с малого, а остров я исследовать еще успею. Через пару часов упорной работы я вышел на улицу подышать воздухом. В залежах я находил такие реликты, что вопрос откуда они взялись был самым насущным.
Поднимали настроение югославские исполнители. Некий Миле Богунович, судя по идиотскому прикиду на обложке, играл кантри, изображая ковбоя, по ему одному известной причине оседлавшего тяпку. Виниловый миньон содержал четыре композиции, и если я правильно понял сербский язык, все они написаны в жанре комедийной пародии. Да, и Миле, с зализанными волосами, в духе советских чиновников и улыбкой гуимплена, скорее всего получал несказанное удовольствие от исполнения этого удивительного творчества.