Раздался плач ребёнка. Отец вздрогнул, посмотрел в сторону люльки, накрытой старым одеялом, и прокричал:
– Асма, не слышишь, что ли, ребёнок плачет!
Впопыхах, вытирая руки о полотенце, прибежала женщина лет тридцати пяти (уже четвёртая женщина, после трёх разводов, вошедшая в его жизнь), взяла ребёнка на руки, стала его укачивать, но тот всё не успокаивался.
– Нужно ему смесь приготовить, ты не возьмёшь? – неуверенно спросила она, обратившись к отцу.
Отец ничего не ответил, но посмотрел на неё так, что женщина быстро опустила глаза.
– Дай его мне, – протянул Саид руки, и вскоре у него в руках очутился двухмесячный младенец, сопровождаемый благодарным взглядом матери.
Было страшно держать его на руках, у Саида перехватило дыхание, он боялся даже шевельнуться.
– Родила мне на голову, будто я в состоянии с ним нянчиться… – потушил сигарету Зулумхан.
«Может, отец и про меня так думал, когда я родился?» – промелькнуло у Саида в голове.
Вернулась Асма с бутылочкой молочной смеси в руке.
– Ах ты мой маленький, ты моя радость, – улыбалась она Расулу. – Ну что, проголодался, а? – и вышла с ребёнком в другую комнату.
– Любил я, сын. Любил до потери пульса. Сильно. А моя мать, да и весь тухум встали против меня. Они обманули меня, сказав, что она уже засватана. Не хотели родниться с семьей неузденов.
– Но отец, разве время деления на узденов не закончилось? Ведь теперь нет господ и слуг.
– Хӏама всегда ею останется. Сам был не рад. Но сердцу приказать не мог, и когда сам решился, поборол себя, мать отказала. Вот так.
– Я всегда думал, что «хӏама» это нечто позорное, но теперь, поняв, что так называли слуг и чернорабочих, я удивлен: это же были не тёмные времена девятнадцатого века, отец, а где-то (он принялся высчитывать время молодости отца) семидесятые годы двадцатого века! Разве мы не равны перед Богом? Что с того, что они родились в семье бывших рабов, если сейчас их ничего от нас не отличает – ни в плане достатка, ни ума?
– Ты в своём уме вообще?! Никакое время, никакие века, ничто не изменит родовой принадлежности, и никогда, даже перед Богом, хӏама не будет равен уздену, – разгорячился Зулумхан.
– Ладно, отец, пойду я, пора уже, – засобирался Саид, увидев бесполезность спора. «А ещё говорит, что любил её. Как его понять?..»
– Куда ж ты так быстро, куда торопишься? Сейчас стол накроем, покушаем…