Если бы не глаза.
– Надеюсь, вам понравится. Франсуа талантлив во всем. Дорога была утомительной? – Она отвела глаза, когда Николас посмотрел на нее.
– Нет, даже увлекательной.
Повисло неловкое молчание.
Николас зачерпнул ложкой суп и поднес его к губам.
– Осторожнее, он может быть горячим, – тихо сказала она.
Николас подул. Она посмотрела на его губы. Обычные. Ничего особенного. Подняла взор выше и встретилась с ним глазами. Голубые. Тут же Мари вернулась к луковому супу.
– Мне нравится. Особенно сладковатый привкус.
– Мне тоже.
Николас отложил ложку. Он хотел зачерпнуть еще, но звон серебра о фарфор бесцеремонно нарушал тишину.
– Красивые картины, – сказал он и посмотрел в сторону. Мари посмотрела на него.
Острые черты лица. Небрежность. Так не похож на молодых французов, уж слишком переживающих о внешнем виде.
– Отец любил искусство.
Николас повернулся.
Еще одна пауза.
Франсуа убрал тарелки остывшего супа и подал утиную ножку в соусе из красного вина и апельсина.
– Может быть вина? – Голос управляющего прогнал неловкость.
Они ответили одновременно. Оба воздержались.
– Вам, наверное, сложно об этом говорить? – деликатно начал Николас.
Волнение накатило с головой на девушку. Ей предстояло вернуться в темные уголки ее памяти. Туда, где хранились призраки и все печальные события последних месяцев.
– Мой брат мне не верит, – начала она. – Он считает, что это суеверный бред, потому что отец с ним не был так откровенен, как со мной.
Николас молчал. Он давал ей время подобрать нужные слова.
– Последнее время нашей семье не везет. Призрак распугал работников. Урожай выдался плохим. То, что от него осталось, поели птицы. Затем призрак стал являться отцу. Каждый вечер он стучался к нему в окно. Звал с собой. И вытягивал из него жизнь.
Николас достал блокнот и угольный карандаш и сделал несколько записей. Пальцы вытер о себя.
Девушка продолжила.
– С каждым днем отец терял силы. Казалось, что он растворяется. Люди стали избегать его. Да и он не выходил из своего кабинета. Его супруга Анна-Николь сбежала с его же помощником Луи. Оставила только письмо.
Еще одна пометка в блокноте. Еще одно пятно на брючине.
На глазах Мари появились слезы.
– Отец больше о ней не спрашивал. Его вообще ничего не волновало. Все его речи посвящались призраку. Иногда, – ее голос стал тише, – когда я сидела у его кровати, он говорил, что тень стоит надо мной. И просил быть осторожнее. Но никого позади не было. Матис утверждал, что отец бредил.