Когда отцу сообщили диагноз, Костя хотел приехать, правда готов был бросить себе вызов, но работа не отпускала его. Он не мог. Или это была приятная ложь, которую он говорил себе, пока летел сюда. Он не мог, его бы не отпустили, его бы не поняли.
Он платил за лекарства. Он звонил, спрашивал, как самочувствие и у самого отца, и у врачей, которые приглядывали за ним. Все отвечали хорошо, прекрасно зная, что это не так.
Скрип второго замка, затем двери. Теперь Костя стоял в проходе, не решаясь пройти дальше. Снять ли обувь? Странное стеснение накрыло его, не давая двигаться. Всё, что он мог делать – всматриваться в тёмную пыльную гостиную, выглядывающую из коридора, немного освещённую солнцем за окном. Казалось, жизнь проникала в неё лишь по касательной – подсвечивая, но не оживляя, будто всё вокруг – музейный экспонат, пустая сцена с декорациями, ждущая артистов, которые никогда на неё не поднимутся. За окном – яркое солнце, почки на деревьях, пение птиц, а здесь – сырость, затхлость и темнота мебели, которую он помнил с детства.
На глазах выступили слёзы, но Костя списал это на пыль. Обувь решил не снимать. Проходить в квартиру дальше – тоже не решился. Достал телефон, нашёл в интернете номер клининговой компании и заказал уборку на завтра. Ещё пару секунд он всматривался в глубь коридора впереди, но темнота так и оставалась темнотой. Найдя в себе смелость, Костя оставил небольшой чемодан стоять у двери, закрыл её и прошел внутрь.
Гостиная, как и раньше, больше служила библиотекой. У стен шкафы, набитые всевозможными книгами. Начиная полным собранием энциклопедии, заканчивая Гюго, Лондоном и, конечно, спрятанным на самых верхних полках Кингом, Лавкрафтом, которых так обожала мама. Кажется, они оба не знали, как эти книги появлялись дома. Просто в какой–то день оказывались на полках. Костя не спрашивал. Не хотел рушить эту иллюзию загадки. Лестница на втором этаже была другая, наверное, одно из немногих отличий. Они поменяли деревянные ступеньки на каменные. Это снова придало дому вид музейного экспоната, не хватало только ковра. Направо – кухня со столовой, дверь, ведущая в подвал. Всегда запертая. Налево – оранжерея. Так мама называла её. На самом же деле это была обычная небольшая комната без специального освещения или окон во всю стену. Просто она, София Юрьевна, любила ухаживать за цветами. Они будто тянулись к ней, росли лучше в её присутствии. Будто им нужен был свет, вода, земля и её прикосновения для полноценной жизни. Об этом знали все близкие и друзья, поэтому очень быстро самых разных растений стало так много, что решено было отдать им целую комнату. А за ней ванная. Нижняя. Вверх по лестнице – ещё одна ванная, кабинет отца, родительская спальня, комната Кости, вторая лестница, которая служила входом для соседей сверху, пристроенная, некрасиво вырубленная. Ей давно никто не пользовался. Аккуратно, будто боясь, что ступени под ним провалится, он поднялся вверх. Двери закрыты. Пустой коридор. Ещё тогда эти темные обои казались ему мрачными, но теперь, годы спустя, они окончательно такими стали. Самые страшные дома с приведениями когда–то были обычными новыми застройками с белыми стенами, приветливым эхо и обещанием счастливой жизни.