Руки сами собой сжались в кулаки. «Как он смеет? – думала девушка. – Как смеет вообще показываться? Лею уволили сегодня, и она носила его ребёнка».
Лея, придумавшая Элеоноре глупое прозвище и научившая, как оборачивать резкость Лиззи против неё самой же. Её уволили – без рекомендаций, незамужнюю, с ребёнком, которого она даже не желала. Теперь Лея не сможет найти работу, и никто не позволит незамужней матери снять приличную комнату. Деньги у неё скоро закончатся, а ей даже негде будет жить, и если что-то с ребёнком будет не так – Лея даже не сможет позволить себе услуги врача. Одному Богу известно, куда собиралась теперь отправиться Лея и что намеревалась делать. Мистеру Пембруку было всё равно. Он шагнул в библиотеку, сунув большие руки в карманы своего блестящего жилета. Взгляд его лягушачьих глаз был беспечным, словно у ребёнка, и он насвистывал какой-то мотивчик. Ненависть Элеоноры была так сильна, что казалось, воспламеняла кровь.
Завидев её, хозяин дома прекратил свистеть.
– А-а, – протянул он. – Элла.
Девушка заставила себя присесть в реверансе. Он ведь всё ещё был хозяином этого дома, и она не могла позволить себе беспечность. Если Элеонору выкинут на улицу без рекомендаций, ей тоже будет некуда идти.
Ворот его рубашки был безукоризненно белоснежным. Атласный шейный платок блестел. Тёмный костюм был вычищен и выглажен. Лея сделала всё это днём раньше. Она сама настояла, что соберёт его вещи и разложит его одежду, надеясь, что застанет его в комнате. Наверное, это был бы последний день, который Элеонора и Лея могли бы провести вместе, если бы Лея не попыталась выпросить у Пембрука денег – на его же ребёнка. Но трус не явился домой прошлой ночью, и теперь Леи в особняке не было.
– Что ты делаешь с этой книгой?
– Я… ставила её на место, сэр, – солгала Элеонора, заставляя свой голос звучать смиренно.
– Что ж, не буду мешать.
Он кивнул на полки, всё ещё стоя на пороге. Элеонора развернулась и аккуратно поставила книгу на место, чувствуя странный стыд. И она почти физически ощущала, как Пембрук смотрит на неё.
– Скажи мне, Элла, – медленно проговорил он, когда девушка обернулась. – Сколько тебе лет?
– Семнадцать, сэр.
Его брови поползли вверх, словно она не жила в его доме больше семи лет.
– Как же ты выросла.
Элеонора промолчала. Ей отчаянно хотелось помыть руки.