Она протянула руки перед собой, точно фокусник, собирающийся сотворить заклинание. На долю секунды Элеонора увидела руки матери вместо своих – у той тоже были такие же сильные ловкие пальцы, такие же овальные ногти. Элеонора крепко зажмурилась и отбросила эту мысль, прежде чем вспомнить, как железный каркас кровати прижимается к спине. Ей нечего бояться.
Элеонора сотворит себе сказку. Она может создать что-то драгоценное и чудесное из ничего – что-то совсем небольшое для начала. И когда она сумеет создавать красоту и надежду одним только словом, жизнь её окрасится яркими блистательными красками и больше никогда ей не придётся думать о том, кем она была прежде и что оставила за спиной.
В библиотеке воцарилась тишина – не молчание спящего города, перемежающееся далёким эхом мюзик-холлов и грохотом каретных колёс по брусчатке. Нет, то была самая настоящая тишина, в которой, казалось, ждало нечто.
Элеонора откашлялась и закрыла глаза.
– Я желаю, – начала она, и голос её казался слишком тихим в этом молчании. – Желаю пару туфелек цвета лунного сияния.
Что-то изменилось. Миг абсолютной тишины опустился на плечи Элеоноры, точно саван. В воздухе парили пылинки. В горле она чувствовала собственное застывшее дыхание. А потом её охватило странное ощущение – покалывание, притяжение.
Девушка открыла глаза и посмотрела вниз. Туфелек не было.
Элеонора вздохнула. Все её надежды угасли.
На следующее утро девушка проснулась с таким чувством, словно вообще не спала. Шею свело, и всё тело болело. Кусочек тёмно-синего неба был едва виден сквозь щель в выцветших красных занавесках.
Элеонора застонала. Почему же всё так болело? Она не могла вспомнить, как оказалась в постели. Споткнулась на лестнице для слуг? Ступеньки были крутыми и неровными – легко оступиться. А может, она сидела, разбирая свои разорванные вещи, пока не свалилась от усталости и не уснула. Правый бок болел сильнее. Возможно, на него она и приземлилась. Элеонора села, морщась, потянулась и протёрла глаза. Если б только…
Девушка замерла. На полу что-то блестело.
Элеонора свесилась с кровати, и рот у неё приоткрылся, а дыхание перехватило. Танцевальные туфельки из блестящего серебристого атласа, отделанные голубым шёлком – таким бледным, что тот казался ледяным, – аккуратно устроились на грубом деревянном полу её каморки.