Думать в стотысячный раз о том, что случилось у него с Асей, было ему сейчас особенно невыносимо. И привычным усилием воли он заставил себя вспомнить о другой женщине. Всё о той же Ксении Раздорской, которая годилась ему в дочери. Ксения тоже была изящной, хрупкой, воздушной, но только не альбиноской, а русоволосой, и черты лица её были более чёткими, сухими. С первого взгляда он угадал в её внешности нечто семитское. Но порой лицо её смягчалось, на щёчках её становились заметны ямочки, и тогда она казалась ясноокой, простодушной, ласковой лапочкой, этакой прелестной юной хохлушечкой. А спустя день или даже час в её облике вдруг снова проступало что-то жёсткое, вокруг её глаз ложились горестные тени, и тогда ему чудилось, что она несёт в себе память о какой-то трагедии, притом скорее всего даже не личной, а произошедшей с какими-то далёкими предками, – память, унаследованную через кровь по таинственным законам генетики…
Иногда, при желании, она могла казаться весёлой и общительной. Обычно же она держалась замкнуто, отстранённо от окружающих, даже надменно, с намёком на некую таинственность и элитарность. Возможно, она таким образом намекала на свою голубую кровь, на то, что в её роду были шляхтичи… Однако из интернета он знал о существовании на Украине преподавательницы иврита Ривки Раздорской. Не связаны ли две однофамилицы родством или, по крайней мере, общими этническими корнями? В справедливости этого подозрения его укрепила одна фраза из поста Ксении в социальной сети, которая относилась уже к тому времени, когда она перебралась из родного Ордатова в Москву. Делясь своими впечатлениями от очередной поездки в отпуск за границу, она выразилась так: «Всё было очень кошерно». Он понял, что так говорили в её семье, когда хотели сказать о чём-то хорошем.
В интернете он отыскал информацию о её родителях. Выяснилось, что мать её, Варвара Павловна, родом с Украины. Вот откуда у Ксении украинские черты. А «кошерное» – это наверняка от папы. Вот почему она похожа на Иду Рубинштейн. Впрочем, эта изящная девушка вызывала в его воображении и нечто вовсе экзотическое, далёкое, невесть каким образом приходящее на ум – к примеру, юных невольниц, стройных, как серны, с золочёными браслетами на запястьях и щиколотках, что прогуливались когда-то в тенистых двориках Альгамбры, цокая каблучками, будто копытцами, по белому мрамору и цветной керамической плитке. Хотя нет: ведь на них были арабские сафьяновые туфли с подошвами без каблуков, которые могли только шелестеть при ходьбе… При всей своей странности эта идея всё-таки не казалась совершенно нелепой. Ведь прародительницей Ксении могла быть какая-нибудь Сара или Рахиль из гарема мусульманского властителя…