Как-то раз Глаша неважно себя почувствовала и не захотела есть и гулять, а только лежала на полу, печальная и грузная. «Перекормил», – подумал Профессор и повез Глашу в ветеринарную клинику. В клинике ветеринар посмотрел на Глашу, потом посмотрел на Профессора, потом снова – на Глашу, а потом сказал: «Она сейчас родит. Вон и молоко уже капает». И добавил: «Одного надо оставить, а то помереть может». Поехали грустный Профессор с печальной Глашей домой. Дома повздыхали, помолчали – через два дня родилась Маня.
Жена Профессора озадачена: приценилась к окуням, которых выловил проходивший мимо дома плотник… «Бери, тетка, за такую цену продавали во времена Жилина и Костылина», – говорит плотник.
Кудлатая Маня – Профессорская фаворитка, вожак своры – вспыльчива и непредсказуема: у Суки Ани с ней сложные отношения. Из-под темной челки, скрывающей Манину морду, виден только черный кожаный кончик, но если челку откинуть, неожиданно откроется утиный нос высокопородной помеси. Своей мордой и экстерьером – после купанья Маня похожа на опустившегося на передние конечности маленького ихтиозавра – Маня повергает в тупое изумление ветеринаров. «Схапендус!» – говорят одни. «Шнауцер», – говорят другие. Хотя по сравнению с Сукой Аней Маня ростом не вышла, она как-то умудряется глядеть поверх нее: «Парвеню» – написано на морде под челкой.
«Маня, покажи личико!» – говорит Профессор. В тот же миг Маня утыкается косматой мордой в угол или закрывает ее лапами. Профессор в сотый раз оглушительно хохочет: «Маня! И так ничего не видно».
Профессор выстригает у Мани свалявшиеся пряди шерсти французской колтунорезкой, расчесывает их, бормоча: «Ты самая, самая главная… кто ж еще!..». Он знает: под челкой на морде у Мани счастливая улыбка.
В деревенской лавке кончился стиральный порошок, за ним нужно ехать на соседнюю станцию. Дорога занимает несколько минут, но обратная электричка приходит не сразу. Чтобы ее не упустить, народ коротает время в грязном поле вблизи железнодорожной насыпи. Спасение от солнца можно сыскать только под стеной единственного строения – заброшенной пекарни. Но там на земле уже расселись, постлав под себя старую газету, мужик в тельнике и две толстые бабы. В руках у одной невостребованный газетный лист: «Подразделение римского легиона», – громко говорит баба. «Когорта», – подумав, отзывается мужик в тельнике. «Опера композитора Верди», – громко говорит баба. «Если короткое – “Аида”», – говорит мужик в тельнике. «А вот и “Травиата”», – говорит баба. «Сатирическая статья, особо резкая по тону», – говорит баба. Воцаряется молчание. «Электричка!» – орут с насыпи.