– Хм… В родном доме и падать сладко, – он расхохотался.
Заулыбалась и старушка. Коль Митенька смеётся, чего же ещё-то полагается?
– Починим. Барин, Дмитрий Александрыч, – заахал Асинкрит. – А вы с дороги-то проголодались небось. А? Февронья?..
***
Дворовые бородатые мужики в холщовых рубахах тащили через прихожую дорожный ящик за лязгающие кольца. С кухни пахло кислой капустой, бульоном и тестом. Пять девок с длинными косами, в чистых лаптях, с тряпками и вениками в руках, друг за дружкой вышагивали из гостиной, и все улыбались – будто со смотра невест. До чего ж красавец барин! (Чего греха таить?) Солнце лилось сквозь красные портьеры, как церковное вино. Круглый стол в гостиной уж накрыли белой скатертью, зелёный молочник с греческими дриадами поставили. Дмитрий беседовал с нянюшкой и щипал свежий домашний хлеб, пока варились щи. Она подпирала щеку морщинистой рукой – любовалась.
– Василий не приезжал?
– Нет… Всё по своим Европам ездит… Ты пей молочко-то!
– Ну, а что она?
– Кто, Митенька?
– Мария, – произнёс он благоговейным шёпотом. И губы надул: мол, могла бы старушка и догадаться.
– Ах, Марья-то Ильинична… Ждёт тебя! Замуж не выдали, не бойся. Бабушке-то еёной ты всегда нравился.
Ресницы у него встрепенулись. Глаза оживились, как у котёнка на бантик.
– Спрашивать-то, конечно, не спрашивает. Ясное дело: им, барышням-то, не положено. Бывает вижу их в церкви. Красавица выросла, тебе под стать! – Февронья многозначительно посмотрела на Дмитрия. Он заулыбался:
– Завтра же поеду к ним. Просить её руки… Нет – пожалуй, сегодня же!
В ночь с воскресенья Святых жён-мироносиц Дмитрий не спал дотемна – всё читал в гостиной «Московские ведомости». За низкими окнами шумел ливень, капли дребезжали по стеклу. «Из Вязьмы, апреля 4: третьяго дня в 8 часов пополудни были вы свидетелями необычайнаго здесь в настоящее время явления. Сильная молния с превеликими громовыми ударами, многократно повторенными, при дожде и граде, продолжалась около часа; а на другой день выпал снег…»
Сквозь красную занавеску замигало – бабахнуло! Поёжился Дмитрий, подтянул к ключице воротник зелёного турецкого халата – дедова трофейного. Вздрогнула и Февронья на скамейке в углу – только успела задремать: «Ой, Господи, помилуй!»
– Кто-то стучит, – Дмитрий поднял голову от газеты.