– Обыкновенно. Карточкой.
– Неудобно… – топчется она на месте.
– Это деньги Баркова, не мои, – просвещаю я. – А он у нас меценат.
Мы с ней хихикаем, но она все равно упорствует:
– Зачем оно мне. Куда его носить?
– Сводим мою маму в ресторан, – вдруг вспоминаю я пришедшую мне в голову идею. – Завтра вечером.
– О-о-о, – воодушевляется подруга. – В тот морской? Новый?
– Да, – киваю я. – И деда твоего возьмём. Он ей понравится.
Анькино лицо расплывается в широкой улыбке.
– Я… я ему тогда сейчас позвоню… – скрывается она в соседней примерочной. – Ему же костюм нужно выбрать. Ну типа подходящий…
Улыбаюсь, набрасывая на плечи шубу.
Да уж. Анькин дед прям «денди». Щуплый, но очень бодрый дедуля в круглых очках и этих его костюмах, которым лет больше, чем нам с ней вместе взятым. Он профессор математики, и на его лекции до сих пор выстраиваются очереди.
Маме он понравится. Ей нравятся умные люди, а Максим Борисович о-о-очень умный и очень интересный человек.
То что нужно, чтобы развеяться.
Когда я уходила, она опять сидела на этом чертовом диване рядом с этой чертовой елкой и читала книгу… одна. Вернее, в компании Черныша и нашей Морковки. Той, что у неё в животе. Сомнений нет, у моей будущей сестры ноги будут ещё длиннее, чем у меня. Даже страшновато, но если помножить гены ее отца и матери, других вариантов быть не может…
«Я на стоянке. Второй выход», – сообщает мой телефон.
Смотрю на себя в зеркало, вполуха слушая тарахтение подруги за тонкой перегородкой. У меня немного горят щеки, и глаза тоже странно блестящие.
Застегнув короткую шубу на все крючки, перебрасываю через плечо сумку и прошу Аньку, заглядывая в ее примерочную:
– Возьмёшь себе? Я завтра заберу.
Протягиваю ей пакет со своими вещами.
– Угу… – натягивает она на себя черные лосины и белый свитер толстой вязки.
Расплачиваюсь на кассе и мы прощаемся, поцеловав друг друга в щеки.
Пробираюсь через толпы снующего по торговому центру народа, повсюду встречая знакомые лица.
На втором выходе красуется огромная елка, украшенная зелеными и красными бантиками и триллионом фонариков, а за стеклянной вертушкой двери настоящая метель.
– Б-р-р-р… – поднимаю воротник, оказываясь на улице, где ледяной ветер спирает дыхание и застывает в носу.
– Привет, длинноногая, – слышу за спиной, прежде чем меня сграбастывают в охапку медвежьи руки.