В салоне пикапа надрывался телефон. Ламберт нащупал фонарик, что, откинувшись, лежал возле огромной ели и светил прямо на огрубевшую кору, окутанную зарослями мха.
– Какого дьявола, – сорвалось с губ Ламберта, и он уставился на освещенное пятно, что тут же оживленно вступило в реакцию с оболочкой ствола, оставляя выжженное пятно. В глубине чащи «испуганные» деревья последовали все той же манере, будто кто-то им дал сигнал спасаться. Они прежде не знали света, оттого стали мгновенно умирать от неизвестного им свечения, прячась в гибели. Возможно ли, что там начался обратный процесс? Смерть здесь была рождением, все только и ждали ее, чтобы начать сначала. Природный закон оповещает: «Ты умираешь, чтобы жить вновь». Получается, что родиться можно в любой момент жизни, стоит лишь умерь. Значит ли, что возраст души начинает учить земную оболочку, опираясь на свой опыт перерождения? Сколько загадок и тайн происхождения прятала в себе чаща? И что же на самом деле случилось с Ламбертом? Ошарашенный, он ринулся в сторону обратного пути, где стоял пикап. Добравшись, он тут же схватил телефон и ответил на звонок, чувствуя, будто это единственная причина связать себя с реальностью.
– Да, слушаю, – тяжело дыша и разгоняя перед собой образовывавшиеся миражи, что навязчиво плыли в глазах, будто ему хорошенечко врезали по затылку.
– Товарищ инспектор, – на проводе был помощник Аристарх с каким-то снисхождением в голосе.
– Мне до вас не доехать! Я застрял. Мост заблокирован, там авария, дороги не видать, меня выбросило в кювет, так что собирайте все возможные улики и дуйте в отдел, – и он бросил трубку, не дав сказать Аристарху, надеясь, что не выдал своим дыханием случившееся.
Ламберт понял, что если сейчас он сделает еще хоть одну попытку вернуться, то может и сам остаться здесь навсегда. Что еще он мог сделать? Вызвать полицию, чтобы его жизнь окончательно пошла по наклонной, ну уж нет! А если ее кинутся искать? Непременно ее фото скоро появится на доске пропавших, и что тогда?
Ламберт не помнил, как добрался до дома и, рухнув на кровать, провел в забвении два дня. Все ночи к нему являлся тот голос из чащи, скрывающийся в зыбком белом одеянии. Ему не удавалось разглядеть или ощутить живое присутствие, и от этого ужас пронизывал его еще сильней. Это неотступное ощущение преследовало его постоянно, словно поселилось внутри него. Ночь больше не приносила ему покоя, а лишь страх пережитого.