Однако Тихон Ерофеевич был человеком, не лишенным сострадания к ближнему. Порылся в бардачке и достал пакет. Засунул туда деньги и протянул Антону.
– Держи! Чтоб не намокли!
– Спасибо, Тихон Ерофеевич, – с чувством сказал Петухов. – Простите, что заставил вас ждать.
– Пустяки. Ну, бывай!
Машина зарычала благородным басом и, светясь красными улыбками задних фар, плавно тронулась с места. Ее путь лежал в Подмосковье, где уже топилась баня и сестра накрывала на стол. Где пахло очередным кулинарным шедевром. Где было тепло, сухо, вкусно, весело и расслабленно. Чиновник, рассчитавшись с Антоном, поставил точку в очередной сложной схеме и мог позволить себе немного отдохнуть.
Антон двинулся в обратный путь.
Идти с деньгами оказалось легче. Ноги тверже стояли на земле. Антон реже поскальзывался и чаще смотрел не в грязь, а в небо. Оно было таким же черным, но отличалось кардинально. Это была разница черного платья Шанель и черного халата уборщицы. Антон размышлял о таинстве цвета, когда его окликнули.
До конечной остановки маршруток оставалось совсем немного. Буквально еще один изгиб лесной дорожки. Троих парней, двигающихся по боковой тропинке, он принял за заплутавших пассажиров. Парни скользили по грязи и отчаянно матерились.
Когда они подошли ближе, стало ясно, что держать равновесие им мешает алкоголь. Он был в крови, а дополнительные дозы ждали своего часа в оттопыренных бутылками карманах.
Парни остановились полукругом и без предисловий спросили:
– Мужик, ты че борзый?
Антон подумал, что какую-то начальную фразу они явно пропустили. Не с того начали.
Парни так не думали.
– А че тут такое? – Один, весь какой-то верткий и крученый, примерился к пакету в руках Антона. – Хавчик? Поделишься?
Парни загоготали. У Антона стало жарко и тесно под курткой. Он стал поспешно прятать пакет в карман, но было поздно.
– Парни, он, по ходу, жадина, – продолжал кривляться верткий. – Он сам не отдаст, ему помочь надо. – И совсем другим голосом добавил: – Делись, сука.
Даже сквозь полумрак Антон заметил, как изменились их лица. Озорной кураж сменился озлобленностью, остервенелостью.
Тот, что стоял сбоку, дернул Антона за воротник, словно пробуя на прочность его куртку. Рефлекторно Антон ударил по руке. Этот жест сыграл роль спускового крючка. Завязалась драка.