– Не тревожься раньше времени. Трудно Маше здесь. Зима лютая, лето короткое. Ты целыми днями на службе. Вот и тяжко ей на душе.
– А ты как же?
– Я целый день при деле. С Ванечкой вожусь, а когда он спит, книги читаю. Хозяйство опять же. Ты вот что, Никитушка. Пригласил бы гостей в дом. Только не на пир, а на прием. Пусть с женами придут. Пока вы будете умные разговоры вести, мы тоже пообщаемся. Глядишь, Машеньке и повеселее будет!
– Будь по-твоему, – кивнул воевода. – А теперь вели обед подавать, проголодался, сил нет!
Впрочем, поесть боярину спокойно не дали. Только он, выпив с устатку малую чару можжевеловой водки, закусил ее копченой рыбкой и взялся за ложку, чтобы похлебать горячего, как со двора послышался громкий требовательный стук.
– Кого там еще черт принес? – не удержался Никита, после чего немного виновато посмотрел на сестру.
– Сейчас узнаем, – ровно отозвалась Алена, не любившая ругани.
– Гонец из Москвы прискакал, господин воевода! – крикнул вбежавший в трапезную холоп. – Сказывает, указ царский привез!
– Ишь ты, – насторожился Вельяминов и обеспокоенно посмотрел на побледневшую сестру.
Через минуту слуги почти волоком подтащили к нему почти сплошь покрытого инеем человека.
– Смотри, как замерз! – покачал головой хозяин дома и, налив полную чару водки, протянул прибывшему. – На-ко вот, выпей!
– Храни тебя Бог, боярин, – поблагодарил гонец, когда к нему вернулась способность говорить.
– Не за что, – отозвался Никита. – Благополучно ли добрался?
– Слава богу. Даже тати лесные не нападали, а от волков мы отбились!
– И много ли серых?
– Немало. Грешным делом, думал уж пороху с пулями не хватит.
– Что за весть привез ты нам?
– Скорбную, боярин. Государыня Катерина Михайловна волей Божьей скончалась!
– Горе-то какое! – искренне огорчился воевода, после чего истово перекрестился.
– А вот что в указе, не ведаю. Велено лично в руки передать!
– Давай, раз велено, – отозвался Вельяминов, принимая сшитый из толстой кожи цилиндр с висящей печатью.
Решительно сломав печать, он вытащил свернутую в трубочку грамоту и погрузился в чтение. Закончив, некоторое время сидел в задумчивости, после чего вдруг спохватился и спросил у посланника:
– Что-то никак не признаю тебя, ты чьих будешь?
– Из жильцов[11] я, боярин. Шемякиным прозываюсь, Михайло Матвеев сын.