Аня села на самый краешек.
– Конфеты, кстати, тоже с коньяком, – директор опять засмеялась. – Угощайтесь, – протянула коробку и плюхнулась на диван. – Анечка, садитесь поудобнее, – похлопала ладонью возле себя.
– Так вы совсем никогда не были замужем? – вернулась к столь заинтересовавшей её теме. – Просто даже не верится. Такая красивая женщина и… одна? – полувопросительно посмотрела на Анну Николаевну.
Та сделала большой глоток коньяка. Громко выдохнула, словно перед прыжком в воду. – У меня нет мужчины, потому что мне нравятся женщины, – схватив конфету, принялась жевать.
Елена Владимировна застыла.
– А как вы относитесь к лесбиянкам? – Анна Николаевна решила идти ва-банк.
Аня-отличница шлёпнулась в обморок. Аня-Мата Хари и Змий Зелёный плясали сиртаки…
– Я… не знаю. Я уже двадцать лет замужем, – директор рассматривала коробку с угощением, – моему сыну девятнадцать. Он учится за границей. Очень, знаете, недешёвое удовольствие, – рассказывала она конфетам, – кручусь как белка в колесе. От мужа проку никакого. Нет, он хороший человек, но все финансовые вопросы на мне. Тюфяк. Хотя я с другим, наверное, и вовсе не смогла бы жить. Никогда ЗА МУЖЕМ не была. Скорее, он за мной, – рассмеялась и подняла глаза. – Вот и директорство это… Я ведь здесь не от большой любви к детям, а на зарплату хорошую позарилась. Да и командовать – это моё. Никогда не боялась ответственности…
Жадно выпив содержимое стакана, посмотрела на Анну Николаевну.
– Мне иногда кажется, что я и не человек вовсе. Робот… просто робот, которого запрограммировали на определённые действия, – невесело улыбнулась, – и чувствовать мне просто не дано. Но вот сейчас, я не знаю, как выразить это словами… Я – словно и не я вовсе. Понимаете?
– Нет, – прошептала та, зачарованно смотря в карие глаза.
– Вот и я не понимаю. Я привыкла всё через голову пропускать: анализировать, обобщать… Но это… Со мной такое впервые, – директор принялась теребить пуговицу рубашки. – Мне всё время хочется на вас смотреть и прикасаться, и такое состояние… сердце колотится, как сумасшедшее, но совсем не страшно, а радостно. И я бы никуда от вас не уходила, – пуговица наконец-то оторвалась. – Ой, вот это я волнуюсь! – удивленно констатировала она.
– И я, – Анечка протянула руку и, коснувшись лица Елены Владимировны, провела по щеке кончиками пальцев, ощущая теплую бархатистость кожи. Удары сердца отдавались в ушах. Та замерла, закрыв глаза. Потом вдруг повернула голову и поцеловала ладонь, накрыв её своей рукой и едва ощутимо поглаживая запястье.