– Теперь отдай мне кассету!
Селина сплела руки около спины держа кассету. – Быстро дала мне кассету. Вдруг мать подошла к ней и силой вынимала из её руку пластинку. Ну Селина схватила кассету и побежала верх по лестнице и заперлась в свою комнату. Прошёл денек и Селина не выходила из комнаты. Вдруг она осмелюсь выйти из своей комнаты, в доме не кого не было. Она спустилась вниз по лестнице вошла в кухню открыла шкаф чтобы положить кассету на место. Она положила пластинку на стол и открыла шкаф. Шкаф тяжело раскрывалься и требовалось не мало усилий. Вдруг неприметно в кухню вошла Картина брала кассету и бросила её на пол и каста разломалась и Картина удрала. Селена поставила разломавшуюся кассету в тумбочку. На последующий денек.
– Картина взгляни поставила ли на место Селина пластинку..
Картина открыла табуретку и взяла разломавшуюся пластинку.
– Селина её разломала.
Тогда и мама вошла в комнату Селины взяла её за уха и рота шила в кухню
.– Это что есть, твоя милость попортила кассету!
– Ты мерзавка твоя милость самый страшный ребёнок
– Вот взгляни Твоя милость Твоя милость ЭТО НАНЕДАЛАЛА!
– Это напиться вдрызг это Картина.
– Не лги Картина не когда такое не сделала.
– Это она виновата.!
Тогда и мать её заперла в пустующую комнату, в ней ни кто не жил. Красноватая комната была запасной жилой комнатой, которой воспользовались очень изредка, точнее сказать ни в какое время, не считая тех случаев, когда в Гейтсхед-Холл съезжалось такое количество гостей, что ни единичной другой свободной комнаты не оставалось. Но даже это к тому же что Красноватая комната была номером один в списке великих и шикарных в доме. Посередке, точно алтарь, высилась постель красноватого дерева с громоздкими столбиками, поддерживавшими полог из багрового дамаска. Два больших окна с никогда не раскрывавшимися ставнями были наполовину занавешены гардинами из той вот же ткани, ниспадавшими фестонами и волнистыми складками. Ковер был красноватым. Стол в ногах постели был накрыт пурпурно-малиновой скатертью. Цвет стенок был золотисто-коричневатым с розовым цветом; комод, туалетный столик, стулья все были древнего мрачно-красноватого дерева, кропотливо отполированного. Посреди общей этой мрачно-красности резала взгляд снежная белизна пикейного покрывала, прятавшего взбитые пуховики и подушки. Практически столь же слепяще белоснежным смотрелось глубочайшее покойное кресло у изголовья со скамейкой для ног. Мне оно показалось безжизненно-белесым троном.