Бывало, мне даже давали какую-нибудь мелочь за гадание. Одним вечером Ирина, как обычно, собиралась на свой ночной променад. В этот раз она особенно уговаривала меня с ней пойти. Но я хорошо запомнила тот момент, когда услышала «голос» и теперь осознанно или нет, но прислушивалась к себе. В тот раз я снова почувствовала отчётливое «нет!». И, несмотря на нытьё и уговоры, осталась дома – у неё дома, на кухне с тётей Розой, в попытках раскурить «Приму». Ирина не вернулась домой ни ночью, ни на следующий день. Тётя Роза, привыкшая ко всякому, не верила в плохое. «Загуляла…» – повторяла она растерянно, пока рано утром второго дня к подъезду не прикатила машина. Проснувшиеся соседи с первого этажа потом рассказали, как из неё выбросили почти раздетую девушку в бессознательном состоянии. Ирина пролежала в реанимации три дня и на четвёртый скончалась, не приходя в сознание. Это были первые похороны в моей жизни. Маме моей подруги с работы пригнали большой «Икарус», в котором ехала одна я. На похоронах было шесть человек. Тётя Роза подарила мне несколько Иринкиных вещей и попросила съехать. Я снова вернулась в нашу квартиру. Лёжа на кровати, смотрела в потолок. Мне казалось, что меня засасывает огромная воронка… Я вспоминала свой сон про неё и каменоломню. Внутри было чёткое понимание, что Ирина и вправду сейчас не в самом лучшем месте. Что ей очень плохо. Я заревела. Я совсем не плакала на похоронах, а теперь ревела навзрыд. Думаю, не об Иринке я плакала тогда, а о себе. Мне казалось, что и я так же закончу…
Дверь в мою комнату Войцехович выбил с третьего раза. Я хорошо запомнила его ухмылочку. Но сдаваться без боя я не собиралась. Будучи довольно крепкой девушкой, оттолкнула его несколько раз. Я металась по квартире. Войцехович матерился. Мать спала на диване в алкогольном дурмане. Я бросилась на кухню и успела схватить кухонный нож. Увидев его в моей руке, отчим развернулся и побежал от меня. Я за ним. Я реально хотела его убить! И с большим удовольствием ткнула бы ему в живот, но Войцехович развернулся и перехватил мою руку. Нож оказался у него. Он замахнулся. Я увидела блеск перед самым лицом и инстинктивно схватила за лезвие. Войцехович вытащил нож из моей ладони. Кровь брызнула во все стороны, а отчим сразу испугался и закрылся в комнате. Я лежала на полу коридора и выла. Не от боли, а от отчаянья. Я взывала к тому, чего не знала. Просила о помощи, не надеясь быть услышанной. Выла с таким же отчаяньем, как волк воет на луну. И не сразу услышала, что в дверь давно стучат. Ко мне пришла знакомая с соседом, парнишкой с четвёртого подъезда, позвать на посиделки с картишками. Увидев меня всю в крови, потащили через дорогу в больницу. И уже через два часа я с зашитой рукой снова сидела в своей комнате. Была уже глубокая ночь. Мать очнулась и под звон рюмок ворковала с Войцеховичем на кухне.