Начало картины переполнено подробностями быта и житейских эмоций. Все идет в дело: нечаянные улыбки, тревожные взгляды, неловкие движения… На экране монтаж не эксцессов, а процессов человеческих взаимоотношений.
Не рывки поступков, не метаморфозы психологических состояний, как в фильмах Эйзенштейна 1920-х годов, а поступательное, с промежуточными нюансами превращение одного настроения – в противоположное.
Венчают рассказ о тихой степенной жизни в глубинке России кадры темного бревенчатого дома с освещенными окнами под гитарный перебор и старинный романс о тоскующей душе. «И я вижу тебя средь блестящих о огней в упоении шумного бала», — выпевает томный тенор.
Ночь темнит.
Рассвет будит российскую глушь новым гудком, зовущим ее на войну с Германией.
Но сначала патриотический порыв. Следуют призывы к классовому единению населения страны. (Происходит то самое, о чем сказал персонаж Достоевского: «Война поднимает дух народа и его сознание собственного достоинства». ) Вместе с тем мы видим сцены разъединения старых и трогательных стариков – немца Роберта Карловича и хозяина дома Александра Петровича. Еще вчера они играли в шашки, хаживали под ручку побаловаться пивом… Собрались было снова, да вот шапка у Роберта Карловича запропастилась.
– Так вы примерьте мою, – предлагает Александр Петрович.
Они любуются и гордятся друг другом до того момента, как попадается в газете телеграмма о начале войны. Оба встали в воинственные позы и обменялись злыми угрозами друг друга шапками закидать.
И начались расставания под патриотические марши и хоровые народные песни.
Размолвка стариков столь же комична, сколь и сентиментальна. Роберт Карлович возвращает Александру Петровичу шапку, а тот срывает его портрет в хозяйской комнате.
Оба бескомпромиссны в ссоре, но расставание печалит обоих. Нота затаенной душевной грусти отчетлива. К ней примешивается нота растерянности перед паводком патриотического возбуждения, категорически отменяющего прежнюю сердечную дружбу старых людей.
Прежние узы еще можно отменить, разорвать в клочья, а быт – нельзя. Мирный быт остается в фокусе внимания режиссера. И мирные чувства остаются. Их олицетворение – дочка Александра Петровича барышня Маня. Она-то по-прежнему к «врагу» Роберту Карловичу расположена всей душой. Он добрый человек. И ей этого довольно.