Как и всегда, проходя мимо открытой комнаты, Андрей увидел, как на диване разлеглись убитые повседневностью соседи. Один, раскинув руки по спинке, следил за телеэфиром. А вторая, свесившись вниз головой и закинув ноги на стену, прокручивала нелепые подборки видеороликов, вирусом переходившие от одного пользователя к другому. И оба соседа были недвижимы. Андрей бы приблизился и проверил, дышат ли они хотя бы – если бы не испытывал отвращения. Или только зависти к их свободному времени? А о нем ведь вполне недурно помечтать? Захотели – высказали в комментариях мнения или известили целый мир о своих убеждениях, не заботясь о рамках человечности, безвозвратно размытых стараниями угнетенных. А потянуло бы их познать нечто новое – тогда стоило бы только нажать пару кнопок и приготовиться встретить лавину информации. Так почему же, обладая часами, целыми букетами минут и необъятными просторами секунд, эти двое прожигают и обесценивают свою свободу?
Закрыв дверь комнаты, Андрей задернул шторы. Из тьмы его вырвал только желтый свет, который испускала небольшая лампа над столом. Он отвернул к стене зеркало и снял маску: стальные черные лоскуты, изорванные и приваренные друг к другу вновь, мертвые грозовые клочья. Меньше всего ему бы хотелось еще раз увидеть свое лицо. Его Андрей навряд ли помнил, но знал, что ненавидит до глубины души. Затем он включил музыку и погрузился в работу, сил на которую оставалось не больше, чем на час. Стройный порядок нот, отголосок прекрасного некогда живого голоса заглушал возбужденную, срывавшуюся на крик речь телеведущего, убеждавшего соседа, что наша страна окружена ненавистниками, что ее жители только и ждут момента, чтобы продать нас, а затем и друг друга ради личной выгоды. Оратор вещал о современных «героях», их наивных протестах за одномоментный переход на чистую энергию, лидерах неуравновешенных меньшинств, неспособных приложить хоть какое-то усилие над собой – об ожесточенных и циничных попытках белоснежных масок извлечь из каждой трагедии личную выгоду. Этот вздор про подвиги повторялся изо дня в день. Мир даже не похоронил, а развеял на ветру прах романтизма, все, до чего не мог больше дотянуться. Музыка хоть немного, но спасала: она словно прижимала к сердцу, оно еще билось, закрывая собой от разобщения и сплошной ненависти друг к другу. В ее одиноких объятиях Андрей находил покой, которому доверял.