– Спасибо за предупреждение, Маршал, – Себастьян с достоинством поднялся из-за стола, – но я не лезу в политику. Я только ювелир, меня волнуют минералы – и ничего больше. Разве что гонорары за их поиск.
Убийца одобрительно качнула головой, отставив в сторону пустую рюмку. Наполнять ее было нечем.
– Поддерживаю. Но давно хотела спросить, Серафим: для чего тебе столько золота? Разгульную жизнь ты не ведешь, женщин не содержишь, в карты не играешь… Короче, ты почти святой, чтоб тебе провалиться. Неужели жертвуешь все заработки своей Церкви?
– А если и так? – Себастьян вновь улыбнулся – вежливо, но твердо. – Не волнуйся, Маршал, я всего лишь одержим мерзким грехом стяжательства.
Она только хмыкнула и ничего не ответила.
– Спасибо, что согласилась встретиться. Знаю, как баснословно дорого твое время, а потому не смею более задерживать и злоупотреблять дружбой. Да и мне самому пора. До встречи.
Маршал тоже встала, но уходить не торопилась. Вероятно, собиралась исчезнуть через черный ход, как только он удалится. Себастьян коротко кивнул на прощание и, краем глаза не выпуская убийцу из вида, направился к выходу. Лучше лишний раз перестраховаться, даже если опасения не подтвердятся, чем поймать неожиданную и оттого особенно обидную пулю в затылок.
– Всегда нравилась твоя смелость, Серафим, – задумчиво признала Маршал, когда он уже стоял на пороге. Почти автоматическим движением достала очередную папиросу. – Немногие надеются на встречу со мной. Может, потому что я и смерть приходим одновременно.
Глава 5,
в которой не получается в полной мере насладиться коньяком
Безупречность письменного стола Кристофера нарушала одна-единственная инородная деталь – статуэтка танцовщицы в белоснежной балетной пачке. Прекрасная вещица из фарфора, работа известного мастера. Изящная фигурка приподнимала край ниспадающей, доходящей до середины икры юбки; и, отведя глаза от высокого гостя, Кристофер принялся разглядывать эту пышную юбку на кринолине с таким преувеличенным усердием, будто видел впервые и та вызывала живейший интерес. Глава ювелиров и правда был известен любовью к антикварному искусству, но не до такой же степени. Весь облик его словно сочился предупредительностью, демонстрируя тактичность, почтительное внимание и готовность к диалогу.
Однако к сыну лорда ни в коем случае не полагалось обращаться первым или задавать вопросы – только поддерживать избранную им тему.