Учительница перечеркивала мои сочинения и стихи, все для нее было не-пра-виль-но. Моя подруга стала ее любимицей, и за сочинения, в отличие от меня, всегда имела пятерки. В ее сочинениях, которые отправлялись на конкурсы, не было ни грамма души, лишь шаблоны, шаблоны, шаблоны.
Мне шестнадцать. Я бью кулаками зеркала в доме, одно настольное разбиваю. Я сама отношусь к себе как националист и смотрю на себя из позиции обидчиков, а не своей собственной. Я ненавижу себя, я ненавижу отражение в зеркале. Смотрю в него и говорю: «Как же ты уродлива, чурка. В тебе уродливо все, и ты никому никогда не понравишься» Депрессия процветает. Это приводит к ежедневным ссорам и скандалам с родителями, к побегам из дома.
Одна моя подруга рассказывает, что нашла хорошего психолога. Я понимаю, что помощь специалиста сейчас нужна как никогда, и без малейшего страха решаюсь записаться на сессию. Психолог помогла с другой стороны посмотреть на те качества, которые меня всегда отличали от окружающих: высокий рост и любовь к пиджакам и другой официальной одежде она назвала статностью, мою худобу – стройностью, перевела внимание с носа на мои красивые, большие, темные глаза. Я без сомнения много лет говорю, что эта женщина, которую я встретила в шестнадцать, спасла мне жизнь. Помимо принятия себя мы много обсуждали родительско-детские отношения, мои невзаимные влюбленности и другое. Я научилась смотреть на себя в зеркало хотя бы с принятием. Агрессия и ссоры с родителями сократились.
Мне семнадцать. Я принимаю себя хотя бы пять дней из семи на неделе, но от родителей на мой вопрос «я красивая?» постоянно слышу: «Ну вот нос чуть поправим операцией, и будешь вообще супер».
К одиннадцатому классу у меня побелела кожа. Я уже несколько лет не отбеливала кожу кремами, не делала ничего, а кожа стала такого же цвета, как у одноклассниц. Я все равно всем казалась «смугленькой» из-за темного цвета волос, но, когда прикладывала свою руку к руке одноклассницы, мы замечали, что разница совсем небольшая. Я до сих пор не понимаю, произошло ли какое-то изменение с гормонами или содержанием меланина в организме, или мои молитвы, которые я посылала в космос с тринадцати лет, были услышаны. Это до сих пор загадка для меня и моей семьи.
После ЕГЭ и поступления в вуз, к восемнадцати годам я делаю ринопластику. Когда ты – одиннадцатиклассник и твоя единственная забота – поступить в Москву на бюджет, чтобы как можно скорее вырваться из родного города, о назначенной операции ты заботишься в последнюю очередь. Особенно, когда ты не чувствуешь запахов, почти не дышишь и у тебя серьезные проблемы со здоровьем, потому что добраться до мозга для кислорода целый челлендж. Я до сих пор не считаю, что решение сделать ринопластику было принято из нелюбви к себе или потому что я хотела кому-то понравиться. Меня правда мучило мое дыхание (скорее, его отсутствие) и все, чего я хотела, – снова почувствовать аромат свежих булочек. К моменту операции у меня побелела кожа, за моими плечами был опыт психотерапии и парочка взаимных влюбленностей. Я медленно и мучительно перестала бояться парней, научилась их даже очаровывать. В какой-то момент свыклась: «Ну ничего, красотой не возьму, зато душа моя настолько огромна, что в ней можно утонуть».