– Почему? – спрашиваю я маму. – Почему Волшебники сделали это с теми людьми?
Мама бросает на меня быстрый взгляд, и даже в свои семь лет я понимаю, что она действительно не хочет это обсуждать.
– Потому что законы Республики позволяют Волшебникам наказывать Смиренных так, как они считают нужным, – говорит она, стиснув зубы, тщательно подбирая каждое слово. В выражении ее лица, в ее глазах пляшет гнев, и он пугает меня.
– Но почему? – спрашивает Сера. – Почему они это делают?
– Потому что они обладают властью, – отвечает мама. – Потому что они контролируют правительство, торговые компании, школы и законы. Потому что в их крови заложена способность формировать мир, вызывать пламя и лед, приносить жизнь и смерть. Потому что они сильные, а мы слабые.
– Но… – спрашиваю я, прекрасно зная, что не должна. – Я же Волшеб… – и я так и не успеваю закончить вопрос, потому что она сжимает мою руку так сильно, что мне становится больно.
Отец ждал нас дома, и я подбегаю к нему, чтобы обнять так сильно, что он едва не падает. Пока мама на минутку уходит в себя, любуясь закатом с внутреннего дворика, отец садится со мной и Серой на кухне, чтобы заняться уроками. При мерцающем желтом свете свечи мы читаем историю о маленькой овечке, у которой не было друзей, и делаем несколько страниц арифметики. Сера занимается старательно, не пропуская ни одного упражнения, в то время как я дико ерзаю на месте и смотрю в окно. Но даже я включаю внимание позже, когда мы прижимаемся к отцу, пока он читает нам главу из «Саги о Нафлейне», этой тяжелой книги с загнутыми уголками со всеми историями о принцах, ведьмах и созданиях глубин. Мне нравится слушать его чтение, такое терпеливое и спокойное, мне нравится, как он обнимает нас, прижимая к груди, и как он озвучивает глупыми голосами всех персонажей.
На ужин у нас простое тушеное мясо с хлебом и луком. Мы сидим у огня и говорим о прошедшем дне. Родители терпеливо кивают, пока я разглагольствую о том, что Боуншенкс – волшебный конь, который может летать сквозь время. Затем они укладывают нас, гасят свет и наклоняются, чтобы поцеловать меня в лоб, пока я засыпаю.
– Я люблю вас, девочки, – говорит отец. – Больше, чем вы можете себе представить.
Всю оставшуюся жизнь мне хотелось, чтобы в тот день я подольше не ложилась спать. Жаль, что у меня не было еще одного дня, еще одного часа, еще одной минуты. Еще одной истории от отца. Еще одного объятия от мамы. Даже если бы мы подрались, даже если бы им пришлось пригрозить, что на следующий день угощений не будет, даже если бы все закончилось тем, что я плакала бы и топала ножками.