– Кобель? Ты, Остин? – хохочу, надрывно, зло. – Чтобы получить отдачу, нужно уметь зажечь партнершу, пробудить в ней ответный зов. А у тебя ни фантазии, ни силенок… орудие-то слабое, импотенция уже подбирается… Ты и рад притворным стонам случайных самок. Три раза дернулся, спустил семя, вот и все твои постельные подвиги.
Вздрагивает. За живое задела.
В чем-то он прав. Ни Остин, ни кто-либо другой не сможет пробудить то, что во мне давно погибло. И я могу сколько угодно изображать нормальную, но таковой никогда не стану. Ад выжигает клеймо, он никогда не уходит бесследно, и я давно должна принять эту реальность.
– Импотенция, говоришь! – рычит, глаза кровью наливаются. – Что ж, так и быть, преподнесу тебе прощальный подарочек. Чтоб навсегда запомнила.
Доля секунды, и он кидается на меня. Вцепляется рукой в горло. Другой задирает мне платье. Мне бы среагировать раньше, перекинуться, дать отпор. Пусть Остин и сильнее меня, но я должна сражаться. А его действия пробуждают кошмары. Выпускают на волю утробный ужас. Парализуют. Лишают сил. Могу лишь беспомощно хрипеть и слабо вырываться. Перед глазами, сырые стены подвала… цепи… то, что мне никогда не забыть…
Нет! Только не это…. Все не может повториться снова…
Глаза застилают слезы, жгучее отчаяние бежит по венам, в удушающих подробностях воскрешая прошлое, делая его снова реальным. Словно я шагнула во времени и снова оказалась беспомощной жертвой прикованной цепями на потеху стаи извращенцев.
Раздается дикий вопль. И он не принадлежит мне. Воздух пропитывается болью и животным страхом… Не моими…
Не сразу соображаю, что происходит. Хватка на моем горле ослабевает. Так что быстро сбрасываю волка с себя. Вскакиваю на ноги. Замираю перед картиной, которой не верят мои глаза. За всю свою жизнь ничего подобного не видела…
Он валяется на траве. Корчится в судорогах. Он на моих глазах иссыхает. Прекращается в дряхлого сморчка. Только что был здоровый волк, и вот передо мной только кожа да кости. Он уже не может кричать, голос пропал. Только тихий, жалобный хрип раздается.
Пространство вокруг нас окутано тьмой… Не ночной чернотой… нет… У нее иное происхождение… Увы, мне известен опутывающий бархатный холод этой тьмы…
С Остина осыпается кожа. Сейчас он напоминает трухлявое бревно. Уже виднеются белые кости, которые тут же чернеют. Я чувствую, как из него уходит жизнь, стремительно и в одночасье, очень медленно, чтобы жертва прочувствовала каждую секунду своей агонии.