– Добрый. Зельеварение военным ни к чему, вы уволены с сегодняшнего дня, – и даже любезно пояснил, – ваш предмет читается на первом и втором курсе, но все эти адепты будут переведены на новую программу обучения. Последние два курса будут выпущены с дипломами Университета Общей Магпрактики, но зельеварение они уже прошли. В ваших услугах больше нет смысла. И, госпожа Сатор, общежитие освободите сегодня же.
Волной злорадства, исходящей от коллег, можно было толпу вооруженных гномов вымыть из железной горы. Но я была так основательно вколочена в пол требованием выселиться прямо сегодня, что злопыхания прошли мимо меня. Мне некуда идти! Нужно хотя бы немного времени, чтобы найти другую работу! Мыслительный процесс был молниеносным и стремительным. Преподаватель по антикризисным решениям сегодня гордился бы мной:
– По трудовому кодексу не имеете права! – выпалила, пока никто больше не успел ничего сказать. – Я требую своей законной отработки в две недели, и в течение этого времени выселяться не собираюсь!
– Госпожа Сатор, – поморщился Табурет, – давайте не будем усложнять. Вы этой истерикой ничего не добьетесь. Зельеварение в нашей программе не предусмотрено.
– Это мое законное право, – в мой голос вернулась уверенность и твердость, – и вы не можете мне в нем отказать.
Мужик просверлил меня ну очень недобрым взглядом, так смотрят, когда обещают капитально испортить вам жизнь. Просто он не знал, что терять мне нечего, и хуже уже не будет. И в ответ получил не менее красноречивый посыл, от чего поморщился еще раз.
– Чтобы через две недели духа здесь Вашего не было, – прошипел Мурес, зло добавив ядовитое, – истеричка!
Из зала я вылетела с красным от бешенства лицом и мысленным обещанием страшной мести.
* * *
Библиотека встретила меня горьким запахом полыни в перемешку с терпким ароматом кофе. Повелитель книжной пыли и гроза всех адептов, длинный, как жердь и сухой, как пергамент, господин Руфиус Прот, стоял за длинным прилавком и с наслаждением глотал горячий напиток. Так сложилось, что этот принципиальный дед стал моим единственным если не другом, то как минимум товарищем по злословию. Порой, вспоминая свои теплые отношения с наставником по зельеварению, начинала беспокоиться, что нахожу общий язык лишь со злобными стариканами, поскольку сама такая. Где-то в душе я – ворчливый дед. Так себе самопознание. Но все остальные – либо сами предпочитали держаться от меня подальше, либо бесили своей непроходимой тупостью, напыщенностью, алчностью, непомерным самомнением… Нужное подчеркнуть.