– Старик, Вову в садик отведи, я за хлебом займу очередь.
Стянула с Семёна одеяло.
Дверь стукнула. Дед Семён, поднялся, сел. Посидев, оделся.
– Пошли в сад, – обратился к внуку.
Тот глубже влез под одеяло.
– Рано, посплю, – промямлил.
– Вставай, ждать не буду.
– Правильно, иди один, – предложил Вовка.
Дед сбросил с внука одеяло; тот нехотя пошлёпал к умывальнику. Они вышли во двор, засыпанный снегом. Вовка сразу завалился в сугроб. Семён, матерясь, поднял его; за воротником у малого снег. Вытряхнув его, Семён скомандовал:
– Лезь на загривок, а то так до вечера не дойдём.
Вовка, с удовольствием, забрался на спину деду; и таким способом добрались они до водопроводной колонки. Утомился дед и запамятовал, что под снегом здесь лёд. Ступив неосторожно, он упал на бок. Вовка перелетел через его голову и растянулся. Старик с трудом поднялся и разразился матом; отведя душу, заворчал:
– Навязали по садикам водить…
Так и плелись они под бурчание деда, проклинавшего детсад, бабку и внучат. Наконец, дошли до места – бревенчатого здания, похожего на барак. В коридоре стояли фикусы, поникшие от холода; из дверей комнат высовывались детские посиневшие носы и слышались окрики воспитательниц. В конце коридора рыжий малый бил по клавишам пианино, и из дряхлого инструмента вылетали нестройные звуки.
– Дуй! – приказал Семён, когда Вовка скинул пальто.
– Нет! – захныкал тот. – Пошли домой…
– Что ты! – шикнул Семён. – Жрать нечего…
– Не останусь… – ныл Вовка.
К ним подошла полногрудая воспитательница.
– Ерёмин! – в голосе напускная радость. – Пошли, ребятишки уже заждались тебя.
Семён кивнул ей, думая: «Вижу, толстомясая, прикидываешься, что пацану рада.» Проговорил же вежливо:
– Забирайте, я пойду.
– Идите, идите, – проворковала воспитательница и потащила Вовку за руку, да так скоро, что тому бежать пришлось.
– Послушай, дочка, – крикнул ей вслед старик, – малый ничего с утра ещё не ел, уж покормите.
Воспитательница, словно не услышав, не оглянулась. Семён, махнув рукой, вышел на крыльцо. Выругавшись и сплюнув на обе стороны, подался в гору. По бокам улицы кривыми рядами стояли тёмные от времени бараки с покосившимися ставнями. Из одного барака вышла женщина и направилась навстречу Семёну, прижимая к груди кое-как завёрнутое дитё: Семён увидел торчащую из тряпок ножку. Поравнявшись с женщиной, высказал: