Далее ничто вокруг уже не было важно. Боков Ланарка касались руки, бережно мывшие их губкой и вытиравшие. Свет был слишком резкий, чтобы открыть глаза. Кто-то шепнул несколько слов, кто-то негромко рассмеялся. Наконец он едва-едва приоткрыл веки. Он лежал голый в постели; гениталии прикрывало чистое полотенце. У его ног стояли две девушки в белом и маленькими серебряными ножничками подстригали ему ногти на ногах. Между их склоненными головами он разглядел часы на стене – большой белый циферблат, на котором вращалась тоненькая алая секундная стрелка. Ланарк скосил глаза вправо. Из плеча росла самая обычная, пристойная человеческая конечность.
Есть давали неизменно рыхлое белое мясо, похожее на рыбу, или более плотное, похожее на куриное грудку, или бледно-желтое, похожее на паровой омлет. Еда была абсолютно безвкусная, и Ланарк обычно оставлял на тарелке половину и без того небольшой порции, но чувствовал себя необычайно хорошо и был полон сил. Стены в комнате были цвета молока, паркетный пол блестел. С одной стороны стояло пять кроватей с голубыми покрывалами, Ланарк помещался на средней, напротив другой стены, в которой было прорезано пять арок. За арками виднелся коридор с большим окном, закрытым белой венецианской шторой. Над центральной аркой висели часы с циферблатом, поделенным на двадцать пять часовых отрезков. В половину шестого включался свет, появлялись две санитарки с горячей водой и принадлежностями для бритья и заправляли постель. В шесть, двенадцать и восемнадцать они привозили еду в шкафчиках с колесиками. В девять, пятнадцать и двадцать два санитарка приносила чай, мерила Ланарку температуру и, несколько бесцеремонно хватая его руку, считала пульс. В двадцать два с половиной неоновые трубки на потолке бледнели, свет просачивался только сквозь штору в коридоре. Это был жемчужный подвижный свет из нескольких источников – все они перемещались, делаясь то бледнее, то ярче. Для уличного движения огни проплывали слишком размеренно, и можно было предположить, что источник находится очень далеко. Ланарка это зрелище успокаивало. Каждый из столбов, поддерживавших арки, отбрасывал в комнату по нескольку теней разной густоты, которые двигались справа налево или слева направо с различной, но небольшой скоростью. Смутное, ритмичное, но нерегулярное движение этих теней ободряюще контрастировало с ужасным черным давлением, которое все еще вспоминалось Ланарку, стоило ему прижаться щекою к подушке. Однажды утром он спросил санитарку, заправлявшую постель: