– Зачем я столько выпила шампанского? – орет она, и совершенно не ясно кому. То ли мне, то ли родному городу.
– Голова кружится, как карусель, но мне так хорошо!
Стараюсь не отрывать взгляд от дороги, но сделать это максимально трудно. Рядом со мной та, кто мне нужен именно сейчас и прямо тут, но я везу ее прямо домой в лапы другого мужика, пусть его в данный момент и нет. И от этой мысли меня выворачивает наизнанку.
Через минут семь мы подъезжаем по сказанному Мариной адресу. Но дом очень странный. Я вижу два подъезда, затем арку, и как я понимаю, через неё выход на другую сторону дома, где и находятся остальные подъезды.
– И как мы туда заедем? – недоумеваю.
– Никак! Мы ходим через вон ту арку, – и она слишком близко наклоняется ко мне, чтобы пальцем ткнуть в темноту. От неё разит шампанским, клубникой и Мариной. Ее запах, который не спутаешь ни с чем.
– Ну пошли, я проведу тебя тогда, если уж довезти не смог, – и буквально вываливаюсь из машины.
Марина выходит следом за мной.
– Тебе не обязательно этого делать, Артём. Я миллион раз ходила тут одна.
– Вот и плохо!
Эти девушки такие бесстрашные. Мало что ли придурков на свете? Стоит там в темноте и ждёт, пока такая хорошенькая особа там не пройдёт. А дальше… Даже думать не хочу, что может случиться дальше.
– А может я хочу, чтобы было плохо. Я же плохая девочка. А говорил, что помнишь все. Я пошла. Сама!
Что она делает?
– Стой!
Но Марина начинает бежать. Успеваю пикнуть сигнализацией и бегу за ней. Но несмотря на ее алкогольное состояние, она довольно прилично оторвалась от меня. Бежит и смеётся. И оказывается возле арки. Ускоряюсь и взлетаю по лестнице в арку, и на середине ее, прямо в темноте, хватаю Марину за руку.
– Добегалась!
– Ага! – смеётся. – Так не веселилась уже лет сто.
– Пять.
– Что пять?
– Пять лет не веселилась.
– Не думай Клинский, что я не умею без тебя веселиться и совершать всякие глупости.
– Может и умеешь, а может и нет. Кто знает.
– Ну доказывать, а тем более тебе, я не собираюсь. Так что, Темочка, чао. Спасибо, что проводил, – и пытается вырвать руку из моей.
Но я не могу ее отпустить. Не хочу или не получается. Я не знаю. Вместо этого я резко прижимаю Марину к стене и целую ее в губы. Я вижу даже в темноте, как широко распахиваются ее глаза. Как удивление сменяется на желание, и девушка разрешает целовать себя. Я и хотел бы целовать ее пухлые губы нежно, не торопясь, исследуя каждую забытую трещинку, но не могу. Я целую так, словно через секунду умру. Как будто мне наденут на голову мешок, отведут к гильотине, и я распрощаюсь со своей жизнью раз и навсегда.