Я тянула и тормошила Аришшу, уговаривая поторопиться на завтрак. Может, упоминание завтрака помогло, а может, и явление господина Трауфа, забывшего после «совещания» свою сумку в лекарской, положило конец выяснению отношений.
Я буквально летала от непривычного ощущения здоровья. И не замечала озабоченности Аришши.
Удивительно, в новом состоянии меня даже голод не донимал с такой силой как обычно. И впервые я совершенно спокойно прошла мимо яблонь, ветви которых были усыпаны набухшими цветочными почками, готовыми вот-вот распуститься. Весна бушевала.
Вода в садовой бочке показала новую меня. На первый взгляд, черты лица прежние… Да нет! Чуть другие. Зубы пока ещё небольшие, едва прорезались. Да и не все… Но всё равно поменяли форму щёк.
А вот губы порозовели и пополнели. Глаза блестят.
Правда, непонятно какого цвета стали. Вода ж не зеркало, такие тонкости не покажет. Но видно, что брови обозначились, и веки обзавелись щёточками ресниц. Кожа уже не похожа на тонкую бумагу, на вид стала мягкой, а на ощупь даже бархатистой.
И голова, можно сказать, уже не лысая. Волосы густые, но короткие-короткие. Но ведь не пушок на лысине!
В эйфории от себя новой я проходила целых два дня. Другим детям моя новая внешность тоже понравилось. И дядька Васиш, улыбаясь, высказался:
– Наконец-то, на человека стала похожа, а не на пугало садовое.
А ещё зло со склада и из лекарского флигеля куда-то пропало. Всегда было, во всяком случае, на складе, а тут вдруг исчезло. Вот радость-то!
Третий день начался непривычно. Нас, восьми- и девятилетних девчонок, отправили стирать. Раньше стиркой занимались девочки постарше. Но при новом заведующем завелись и новые порядки.
Теперь старшие дети работали по найму в городе. Утром уходили, а вечером возвращались. Многим это не нравилось, но спорить с господином Флошем дураков не нашлось. Это он, наш новый заведующий, находил людей, кому требовалось сделать посильную детям работу. Говорят, те люди платят Флошу, только мы не знаем сколько. Кому-то даже понравилось так работать.
Шаске, моей всегдашней обидчице, ленту подарили за то, как она хорошо вымыла полы в большом доме у какой-то старушки. Устала так, что рук и ног не чуяла, но красивой лентой обзавелась. Хвасталась, что опять пойдёт к той старушке, так работать будет, что та обязательно ей платье ещё подарит.