Всё совершится в лучшем виде:
отмерят долгожданный срок —
и всем простится. Даже Фриде
не будут подавать платок.
И письма разошлют по ЖЭКам:
о прошлом поминать нельзя.
А палачи предложат жертвам:
«Возьмёмся за руки, друзья!»
Взовьётся фейерверк ночами,
нас всех поздравят горячо,
и те, что на меня стучали,
мне сообщат: и я прощён.
За что? Ах да, мы ж побратимы
и дурака, и подлеца…
Ну, хоть за то, что нетерпимый,
не толерантный до конца.
Что с негодяем был неистов,
а с трепачом – брезгливым был,
и звал фашистами – фашистов,
чем беспричинно оскорбил.
Не признавал безмозглых правил
(дурной пример, нехорошо!),
и власти подлые не славил,
а хлопнул дверью – и ушёл.
Не возжелал со злом брататься,
не захотел по-волчьи выть.
И радость реабилитанса
не заслужил, но так и быть…
…А на крыльце искрился иней.
И снег похрустывал в горсти.
И я амнистии не принял.
И не прощён. И не простил.