Игра в камешки - страница 5

Шрифт
Интервал


Я подумала, что смерч – это человек, и спросила:

– Ты его видел? Он правда сильный?

– Конечно! Вон как наше жилище летело…

«Неужели смерч сильнее деда?» – удивилась я про себя.

– Деда, а что, он тебя на руках подкидывал?

– Нет у него рук. Смерч – не человек, просто очень-очень сильный ветер. Как щепку меня бросал… Как только я жив остался!

– Дедушка, а значит, я тоже не умерла?

– Что ты, что ты! Ещё чего придумала – умирать, такая маленькая! Вот старушкой станешь, тогда и умрёшь!

Дед часто задышал, схватился за грудь.

– Больше не говори так! – попросил он и погладил меня по голове.

– Деда, а ты старик?

– Старик.

– А когда-то был старушкой?

– Был, был, внучка, – рассеянно отвечал он, подбирая уцелевшую посуду. – Пойдём чум ставить.

Я собирала разбросанную повсюду утварь и думала: «Вот и я когда-нибудь стану стариком…»

К приходу родных мы уже всё привели в порядок. Словно и не бывало никакого смерча.


Белый оленёнок

Брат принёс крохотного оленёнка – тугута. Шёрстка у него была мягкая, блестящая. Белая, как только что выпавший снежок. Даже среди белых оленят я таких белоснежных не видела. Он мне сразу понравился.

– Недоносок, не сегодня, так завтра помрёт. Шкурку снимешь, – сказал брат маме и поспешил обратно к стаду.

Я погладила тугута. Сердце больно сжалось от слов брата, в голове зазвенели жалобные колокольцы: «Умрёт, умрёт…»

– Спи, не бойся, – шепнула я оленёнку. – Если будешь много спать, скорее вырастешь.

А он даже глазки не открыл.

Тут подошла мама с ножом.

– Мамочка, не убивай его, прошу тебя! – закричала я и прикрыла собой малыша.

– Он всё равно умрёт, дочка. Недоношенный…

– Не умрёт! – расплакалась я. – Выкормлю…

Оленёнок еле дышал. Я хотела покормить его, но он и рта не мог раскрыть. Да ещё, оказывается, передние ножки у него были крепко сжаты – даже стоять не получалось. В крошечной грудке не хватало места для дыхания…

Я плакала об оленёнке. Ему становилось всё хуже. Две ночи подряд засыпала я в траве рядом с белым тугутом. А просыпалась в чуме, даже не помня, как меня туда принесли.

Утром я бежала к оленёнку. Он лежал, как расстеленная шкурка. Из боязни, что собаки могут растерзать моего любимца, я держала их на привязи.

– Не мучай бедняжку и сама не мучайся, – уговаривала меня мама.

– Не дам убить! – горячо возражала я.

Наступила третья ночь. Я боялась, что, когда усну, оленёнка убьют, и старалась не спать. Ему было трудно дышать. Я не знала, чем помочь, и только плакала. Наконец в отчаянии разбудила маму. Она прижала меня к себе: