С прицелом на Мехико я и согласился ехать сюда. Но сейчас прилива счастья не ощущал. И не потому, что дело до конца не решено. И даже не потому, что предстоит кланяться Нимисову, мало ли я за жизнь накланялся, дело привычное. И в Мехико не расхотелось. А копошится червячок на дне души, не сомнения червячок, а… Нет, и слов не нахожу.
– Твой прогноз на Мехико?
– Извини, дурацкий вопрос. Прессу читай. Одно скажу – Страчанский за год прибавил очень сильно. Вторая волна роста – в тридцать девять лет. Удержится на этой волне – не будет ему равных.
Он отодвинул стакан, взглянул на часы.
– Пойду, пожалуй. Глазам нужно дать адаптироваться.
Я драил пол. Толя, Толя, все ищешь свою звезду. Мир повидал, семья, трое детей, работа уважаемая, в турнирах за бугром на настоящие деньги играет, а мало. Не то. И смотришь в бинокль на небо, ищешь комету, в глубине души зная, что это попытка с заранее негодными средствами. Смешно. Недалеко отсюда – Большой Телескоп Азимутальный телескоп, БТА, шестиметровое зеркало которого стережет небо, – и ты со своим Цейсом.
Чья б корова мычала…
Устыдясь, я достирал халат, натянул на веранде верёвку и повесил сушиться. Утром поглажу. Повар обязан держать себя в белоснежной неприступности. Не отечественный докторишка в замызганной спецовке без половины пуговиц.
Закрыв кухонные двери, я галереей прошел в шале.
Юра с Олегом сидели за столом и щелчками гоняли по шахматной доске шашки.
– В чапаевцы играете, господа?
– Лично я – в колчаковцы! – шашка упала под стол, и Олег полез за ней.
– По настоянию трудящихся старинной русской игре возвращено ее первоначальное имя, – усмехнулся Юра.
Я отправился в свою комнатушку, разделся и лёг. Стук шашек вскоре стих. Нарубились, станичники…
Приглушив лампу до минимума, я лежал, вслушиваясь в скрип дома.
Сверчка не хватает.
Барабанная дробь первых, крупных капель дождя. Оловянные солдатики маршируют по крыше.
Дробь слилась в сплошной шум.
БТА не работает в связи с неблагоприятными погодными условиями. Теперь Анатолий с ним на равных. Зеро – зеро.
Но судья не зафиксирует ничьей.
Засыпая, я думал о принцессе Ки-Еве.