Детям за 20 - страница 3

Шрифт
Интервал


И уходят.
Некоторые – парами.
Плакали мои тридцать три процента.
Плакали, плакали, плакали.
Ну, что поделаешь.

Егору Сергееву

Не хочу взрослеть! Я останусь так: в детстве, но умнее своих лет.
Страшно. Это вроде «нашли рак». Или тихо тычется пистолет.
Вот мое отражение. Да, прыщи. Шмотки типа «умненький неформал».
Сколько оправдания ни ищи, знаешь, – этот мир тебя надорвал.
«Вижу, притворяешься до сих пор. И не надоело? Не слышу? Нет?»
Зеркала глядят на меня в упор. Молча и упрямо гляжу в ответ.
От такого взгляда не убежать, не уйти домой, не укрыться пледом.
Не спасают градусы и кровать.
Угол паденья падающим неведом.
Острый, как наточенная фреза, взгляд – сильнее, дольше, чем остальные.
Страшно то, что это – мои глаза.
Взрослые. Уверенные. Стальные.
Звон! Осколки брызнули по щеке. Только оцарапали мне лицо.
Я дезинфицирую. Все окей.
Я же не ребенок, в конце концов.

Стена смеха

Где-то в стране жаркой, Аравии,
каком-нибудь Йемене,
– или холодной,
где девушки в шарфах
вне зависимости от времени,
где крику и плачу
и возгласу
вторит стократно эхо,
– где-нибудь там находится
Великая Стена Смеха.
Очень высокой кажется,
хотя и стоит в яме.
Сотни тысяч бумажек
между ее камнями.
«Спасибо за хлеб насущный.
И персики тоже клёвые».
«Ты нас не очень мучил.
Спасибо тебе, ё-мое».
«Спасибо тебе за землю,
за воздух, огонь и воду».
«Спасибо, что мы поели.
Папа нашел работу».
«Спасибо за это тело,
что я поимел давеча».
«Спасибо! Всегда хотела
увидеть живого Павича».
«Слушай, они все поняли,
мне подарили зиппо!».
«Вот – я пошел по миру…
А он – охуенный! Спасибо».
Когда-нибудь к этой стенке
приду (приползу) и я.
Сюда не привозят зэка
– вокзал-чемодан-статья.
Сюда приходят кругами,
и путь у каждого свой.
Сюда приходят ногами,
но главное – головой.
Мне будет, конечно, страшно,
но я, на закате дней,
– приду и вставлю бумажку,
я тоже вставлю бумажку,
со смехом вставлю бумажку
со смехом моим на ней.

Сопрано

                пока я держу удар, тяну сигарету, курю взатяг —
молись обо мне святому Мартину, защитнику всех бродяг.
молись обо мне непорочной Деве, сожги за меня свечу.
я сам не умею. вообще не в теме, сам я только молчу.
ведь я же не верю – ни в сон, ни в чох, ни утренний
птичий грай.
я обнимаю твое плечо.
                и я не увижу рай,
                но губы твои создадут слова, латынь полетит,
звеня, взовьются стяги и покрова немеркнущего огня,