Я жду ответа…
Я верю, что он будет моим! Навсегда…
– Нет, девушка, у нас только сорок восьмой остался, – режет меня голос продавщицы магазина одежды. – Вчера маленький размер забрала какая-то нерусская пара…
– Дайте я примерю сорок восьмой! Может быть он мне подойдёт! – не отступаю я.
– Вряд ли, – получаю я удар по голове. – Вы померьте, мне не жалко… Но я не думаю, что он Вам будет как раз…
Примерочная моя на тридцать минут! Всё это время я ищу пути уменьшения сарафана моей мечты! Но ничего не выходит…
Я возвращаю сарафан… Чёрный, длинный, в белые горохи… Потрясающего фасона… Из качественного материала…
– Девушка, а может быть поменьше размер ещё будет?
Ответ окончательно обрекает меня на одиночество:
– Нет, они напрямую из Турции привезли только два…
Сердце готово остановиться не отходя от кассы!
Какая-то гадина опередила меня!!
Эта гадина купила МОЙ размер сарафана МОЕЙ мечты!!!
По случаю расстройства приобретаю наушники для мобильного телефона и две рыбные котлеты…
Остаётся только один выход: есть-слушать музыку-спать-есть-слушать музыку-спать… Ведь только так я смогу поправиться на четыре размера!
В истории внезапно появляется параллельная реальность. Неужели психиатрия? Нет. Просто жизнь, где ты играешь роль, и театр, где ты тот, кем являешься.
Если спросить, чем он пахнет, не задумываясь ответит, что ложью. Обжигающе больной ложью.
От этого запаха в самом центре живота разрастается колкое вибрирующее ощущение, резкой волной накатывающее в грудную клетку и тошнотворным впечатлением застывающее в горле.
Каково это любить, желать до исступления? Когда сердце впадает в бешеный ритм, когда сон наполняется одним лишь ожиданием нового дня, когда и не хочется засыпать, чтобы продлить это состояние? Когда каждое прикосновение пробивает до последней молекулы, когда крик страсти заглушает боль, когда нет смирения от невозможности будущего, а есть только сегодня?
Я знаю, каково это. И знаю, насколько сильна боль расставания. Знаю, как год за годом крутит воронка тоски.
Самый страшный наркотик – человек. Игла, вонзающаяся в сердце до самого основания и застревающая в нём на весть остаток жизни.