Вода была не прохладная, а совсем даже теплая, но она меня расслабила. Вроде и было воды всего по колено, но когда лег, ее стало по шею.
Только все это произошло очень давно.
Гром гремел несколько ночей подряд, но дождь не приходил. Ночью все кажется намного звонче. Гром гремит и появляется чувство, что есть некий порядок, какая-то беспредельная сила, которая вправе погрозить тебе, порычать или поругаться. Видишь воочию, что есть нечто, что может легко построить всех и вся, потому что оно безмерно сильнее.
Сегодня ночью и вчера вечером все было тихо, ни единого намека на ливень, не было намека даже на тучи. И все же дождь упал. Старые приметы больше не срабатывают, и следует, видимо, запасаться новыми.
Первая новая примета – хорошая: пройдет дождь и появится крепкая надежда, что все возвращается в прежнее русло, жизнь пробует налаживаться. И может стать такой, какой была раньше, я хочу сказать – наполненной людьми.
Давно, много дней и даже месяцев назад утро я начинал с того, что кормил курочек. У тети Клавы из соседней квартиры, напротив нашей, был гараж. Вернее, гаражом он был раньше, когда дядя Сережа, муж тети Клавы, был и живой и в силах еще водить мотоцикл, то есть, ездил на нем по своим делам.
Когда дядя Сережа умер от какой-то болезни в легких, мотоцикл тетя Клава продала, а чуть позже завела в гараже курочек. Дядя Борис из соседнего дома заходил к Клавдии Никитичне, так полностью звали тетю Клаву, захаживал к ней в гости, и как-то сделал пристройку к гаражу, такую надежную стальную клетку, чтобы курицы дышали без труда, а пацанва и пьянчуги до них не добрались. Клавдия Никитична отпирала замок, заходила в клетку и кормила птиц. Я часто выходил во двор посмотреть, как она это делает. Пару раз, когда она уезжала к сестре в деревню, куриц кормил я, в точности соблюдая все правила.
Я просыпался в семь и даже еще не умывшись, шел во двор. Если день начинался с птичьей кормежки, он проходил с восторгом, радостью ко всему и ко всем. Может все потому, что день я удлинял себе на пару – тройку часиков, а может, курочки заряжали меня своим задором и подвижностью. Я ходил без устали целый день, переделывал уйму дел и оставался к вечеру по-прежнему бодрым.
Наш трехэтажный дом спрятался за пятиэтажками и отгородил нас от шумной людской толчеи и постоянного шума машин на главной улице. Мимо нашего двора по утрам, в обед и вечером проходили рабочие люди, но не через сам двор, а рядом, мимо, потому что двор был огорожен заборчиком, невысоким – всего в полметра высотой и не чугунным, а простым деревянным, из остроконечных выгоревших, серых от времен штакетин.