Разрешить этот парадокс поможет концептуальное деление, сложившееся в начале XX века в рамках феноменологической традиции. Речь идет о принципиальном различении эмпирического и трансцендентального Эго. Когда в обыденной речи мы говорим от лица некоего «я», используя соответствующие личные местоимения, мы подразумеваем некое условное единство всех частных актов нашего сознания, «представляющих собой личность среди многих личностей»[4]. Фихте особо подчеркивает, что под самостью в его системе понимается совершенно иное. По определению самого Фихте, «я», которое служит исходной точкой для построения его философской системы, представляет собой «тождество сознающего и сознаваемого»[5]. Таким образом, в основу своего наукоучения Фихте кладет фундаментальный логический закон тождества, который символически можно выразить в формуле «А = А». В гносеологии Фихте эта формула выглядит как «Я = Я».
Для описания принципа организации сознания Фихте использует метафору механических часов: подобно точным часам, сознание представляет собой целостную структуру, состоящую из ряда связанных друг с другом элементов; изменение одного из них приводит в движение всю систему в целом. Логика, на которой основывается система, может быть реконструирована из устройства отдельных ее элементов. Метафора механических часов отсылает нас к европейской материалистической традиции, представленной такими именами как К.А. Гельвеций, П.А. Гольбах и Ж.О. Ламетри. Последний, в своем знаменитом трактате «Человек-машина»[6], также сравнивает человека со сложным механизмом, подчиняющимся в своей работе естественным законам. Впрочем, несмотря на неоднократное обращение к метафоре механических часов в рассматриваемом сочинении, Фихте, тем не менее, не был ни материалистом, ни механицистом: сознанию в его теории присуща фундаментальная свобода, предполагающая постоянное саморазвитие. Последовательная гносеология, по его мнению, должна быть направлена не столько на поиск некой «схемы» сознания, сколько на выявление логики его становления. Основная ценность метафоры механических часов в том, что она позволяет рассмотреть указанную амбивалентность его понимания сознания с другого ракурса. С одной стороны, продукт познавательной деятельности так же зависит от данных опыта и естественных законов мышления, как внешний вид часов всецело зависит от состава и качества материалов, используемых при их изготовлении, равно как и от задействованных технологий. С другой, существование часов всегда предполагает наличие некоего Мастера (Проектировщика, Дизайнера, Разработчика), чей творческий замысел они в себе воплотили. В лице воображаемого «читателя» Фихте задается вопросом, кто же выступает Мастером самого Разума? Ответ условного автора демонстрирует тотальное расхождение фихтеанской эгологии с предшествующей ему рационалистической традицией. Тот же Декарт, без сомнения, приписал бы заслугу создания человеческого Разума Богу – именно Бог, создавший человека по своему образу и подобию, выступает у Картезия главным условием существования действительности и самой возможности ее познания. В отличие от Декарта, Фихте объявляет Разум собственным Мастером: в конечном счете «я» реализует в процессе познания свой собственный проект, и система, описывающая законы его функционирования, это плод его собственной деятельности.