«Больше ничто не могло отвлечь от ощущения близости к природе. В этот величайший момент я подпрыгнул от радости и побежал. Я был поражен и напуган огромным восторгом, который смогли вызвать несколько шагов… Теперь я бежал, и мое тело вошло в новый ритм… Я открыл для себя новое единство с природой и новый источник силы – источник, о существовании которого не мог и подумать».
Моя обычная пробежка начинается от дома. Я выхожу из парадной двери и медленно бегу по тротуару. Поворачиваю направо и через минуту уже следую вдоль канала Ридо, который протекает двести километров от озера Онтарио, прежде чем разделить Оттаву пополам.
Затем пробегаю под мостом на Бронсон-стрит. Тяжело дыша, я покидаю свой район, заполненный старыми кирпичными домами, и прибываю к озеру Доу. Оно простирается передо мной, а за ним – дендрарий и городская экспериментальная ферма. Я бегу вдоль озера, потом поднимаюсь по небольшому склону, где летом работники открывают шлюзы, пропуская плывущие лодки. Слева от меня – Карлтонский университет, где в 1970-х мой отец изучал журналистику и экономику.
Я пробегал тут так много раз, что резкие различия между временами года в Канаде сливаются в моем сознании. Зимой канал промерзает до дна, и я сбегаю по покрытой резиной лестнице, чтобы присоединиться к тысячам конькобежцев, скользящих туда-сюда по замерзшей глади. Я остаюсь на снежной насыпи сбоку от очищенного льда и сосредоточиваюсь на своем дыхании и ногах, выглядывая трещины и бугры на льду.
Иногда я бегу по тропинке вдоль канала, когда темно, и только сияние месяца освещает мне путь по опавшим листьям. Иногда это середина лета, когда солнце стоит в зените. Иногда – раннее утро весеннего дня, и мои дети только просыпаются.
Я добираюсь до бухты, где река Ридо впадает в канал и плотина контролирует поток воды. Как-то мартовской ночью я замечаю на реке лодку с яркими огнями, освещающими ей путь. Я никогда не видел ее раньше. Я останавливаюсь, чтобы посмотреть, как нечто похожее на колесный пароход поворачивается и выползает на все еще твердый лед реки, прежде чем тот проседает, и передняя часть судна опускается. Это ломают лед в ожидании грядущей оттепели.
Я испытываю благоговейный трепет, наблюдая, как механический зверь работает всю ночь. Это чувство смешивается с другими физическими и эмоциональными порождениями бега: жаром, эйфорией, одышкой, спокойствием. Потом я сижу на заднем крыльце, смотрю в ночь, думаю о том, что я видел. Мое дыхание замедляется, пульс приходит в норму, в мозге раскручивается нейрохимический вихрь, заставляющий бежать снова.