– Просмотрели мы девочку! – с горечью произнесла учительница литературы.
– Просмотрели, – вздохнул Игорь Алексеевич. – Нет, а, если разобраться, что такое – «просмотрели»? – он вдруг снова вскочил из-за стола и заметался по учительской. – Ты могла подумать, что Лариска до такой подлости дойдет?
Любовь Михайловна, закусив губу и по-прежнему глядя на всех расширенными глазами, мотнула головой – нет, дескать, такого даже подумать не могла. Ларису Антоновну затрясло. Тоже поднявшись, она стала нервно собирать документы.
– Вас бы на мое место! – закричала она срывающимся голосом. – Директор с Изольдой постоянно над душой стоят! Из горкома звонят, из треста звонят, из прокуратуры звонят!..
И, прижимая к груди кривую стопку папок, выбежала за дверь. Ее небольшая неприязнь к учителю физкультуры в считанные секунды, многократно увеличившись, почти переросла в ненависть. Легко быть честным и порядочным, имея в резерве такую защиту, как у него! Будь ее папой светило-нейрохирург профессор Городецкий, у которого в неоплатном долгу САМ – Первый секретарь обкома партии Томилин, – она тоже проявила бы принципиальность! И наплевала бы на грозные должности пап и мам, вырастивших подонков! А попробовал бы кто-то на нее надавить – не надо, мол, мальчикам жизнь портить, – она бы со слезами к папе: ах, папочка, меня заставляют поступить непорядочно, как быть? А папочка позвонил бы первому лицу в области – Первому секретарю обкома КПСС, сын которого попал в страшную аварию и мог бы провести в инвалидной коляске всю оставшуюся жизнь (это при условии, если еще жив остался бы) … На неофициальном уровне, наверное, вся область знала, что Томилин ждет-не дождется, чтобы что-нибудь сделать для чудо-врача, который оперировал его сына. А врач только изредка просит помочь кому-то другому, да и то, если у человека поистине тупиковая ситуация – такой вот на удивление скромный врач попался, другой бы на его месте давно уже всю родню обеспечил и квартирами, и должностями, и всех племянников по вузам распихал бы. О той сложнейшей многочасовой операции, блестяще проведенной Городецким-старшим, писали во всех центральных и областных газетах – ведь не о переломанных костях шла речь, а о раскуроченном мозге и изорванных нервах, которые управляют всем человеком, и нужно быть ювелиром, чтобы восстановить их. Да разве Томилин откажет в какой-то просьбе человеку, который его сына на ноги поставил, предварительно в самом прямом смысле поправив мозги и тем самым позволив парню остаться полноценным человеком, а не «овощем»?! Тем более, если в этой просьбе не только не содержится ничего незаконного, а, наоборот, речь идет о соблюдении закона? Вот и в случае с Элей так могло быть: одно бы слово – и прокурор вылетел бы, и секретарь горкома, а уж про торгаша (пусть даже из какого-то там треста!) и говорить-то смешно!.. Но она – не дочь профессора Городецкого, поэтому ей нельзя было восстанавливать против себя ни директора, ни всех прочих: мало ли, что еще в жизни случится, вдруг придется обращаться и к прокурору Кольцову, и к этой бабе из горкома (надо будет фамилию уточнить, какая-то фамилия незапоминающаяся), они все наперебой приглашали ее обращаться к ним «в случае чего»…