– Кто вы?
– Твоя родня, – просто ответил Евсей и присел на кончик кровати. – Как ты себя чувствуешь?
– Сил нет. Есть хочу.
Ребекка подошла ближе ко мне и дала молока – смочить горло. Вкусно. Они начали предлагать мне разные не вкусности. Пахло это не лучше, чем было на вкус.
Евсей при каждом слове поднимает верхнюю губу в виде оскала, что оголяет его белые ровные зубы, а главное сразу бросающейся в глаза длинный острый клык.
Ребекка с Евсеем ушли за другими продуктами, а Дьюи остался со мной. Он все ещё не выпускал мою руку из своей.
– Раз ты мой родственник расскажи обо мне, о себе.
– Хорошо, – он подсел ближе, укрыл одеялом. – Ты младше меня на четыре года. Твой отец Храбр был охотником на оборотней. Твоя мама Любовь занималась земледелием. У неё были самые вкусные яблоки на всю округу, – улыбнулся тот. – Никогда не забуду их вкус.
– А ты?
– Я занимался охотой на животных, помогал в кузне. Моя семья путешествовала, когда наткнулась на город, в котором ты жила. Там и познакомились.
Дьюи рассказывал мелочи жизни. С его лица не спускалась лучезарная улыбка. Он рад это вспомнить. Я чувствовала его запах и знала, что мужчина не врёт.
Самое странное было то, что чувствовала к рядом сидящему вампиру. Ничего не помня, на подсознательном уровне, я знала, что это мой Дьюи. Мне хотелось прижаться к нему и никогда не отпускать.
– Расскажи мне об оборотнях, – прервала я рассказ вампира. – О себе я не помню ничего.
– Ты можешь превращаться полностью в волка, ничем не отличимого от лесного зверя. Живете вы стаями, потому что в одиночку не прожить: тяжело охотиться, спасаться от людей. Еду можешь, есть как человеческую, так и сырое мясо, – Дьюи нахмурился, вспоминая. – Вроде больше ничего. Ни силы большей, чем у волка, ни скорости. А ну, знаю, что вы однолюбы и чувствуете свою второю половинку. Не знаю, как это работает. Ты всегда говорила, что для этого нужно потеряться.
– И вот я потерялась.
– Хм, нашлась.
Дьюи начал рассказывать прерванную историю, бережно меняя повязки, что были все в крови. Он обтирал кожу мокрой чистой тряпкой, делал примочки, мазал вонючим настоем ранки и снова заматывал.
– Думал, ты мертва. Я простился с тобой, Илария. Три дня назад узнал, что жива. До сих пор поверить не могу. Прости меня.
– За что?
– За то, что не уберёг. Не успел. Каждая рана на твоём теле моя вина, – я опустила глаза, осматривая свои оголённые места. Через множество крови можно было рассмотреть глубокие раны, они словно муравьиные лабиринты исполосовали тело. Выглядело жутко.